Ради любви…

— Почему же ты дала ему мое имя? — смертельно побледнев, спросил он. — Почему, Шерил, если отец для мальчика никто и ничто?

— С чего ты взял, что это из-за тебя? — возразила она, вдруг почувствовав себя загнанной в ловушку. — Сможешь ли ты понять, что для меня значит Леонора?! Что я люблю ее, как родную мать? И что мое решение жить в Новой Зеландии вызвано единственно тем, что здесь ее дом?

По его взгляду Шерил поняла, что эта бурная вспышка выдала ее с головой. Да Сидни и не верит ее объяснениям.

— Я понимаю и уважаю твои чувства, твою любовь к Леоноре, — спокойно сказал Сидни. — Но это не объясняет, почему ты решила назвать нашего сына моим именем и почему решила, что он должен жить в Новой Зеландии, а не у тебя на родине, в Австралии. Мне кажется, ты сделала этот выбор более осознано, чем хочешь сейчас показать.

Шерил ничего не оставалось как пожать плечами. Мстительность угасала в ней, поскольку сил на нее не осталось.

— Не стану отрицать, что, помня о трудностях собственного детства, я решила дать Сидди все самое лучшее, все, что в моих силах. Я решила начать жизнь с чистого листа, мне тяжело было оставаться в Австралии, слишком много горя в моей жизни связано с этой страной, а в Новой Зеландии… — Шерил умолкла, поскольку чуть было не проговорилась: в Новой Зеландии она познала любовь, обрела веру в лучшее будущее и в себя.

— Я не забыл твоих рассказов о детстве и благодарен тебе за то, что ты сделала для… Сидди. — Он запнулся, прежде чем произнести имя ребенка. — Господи, Шерил, ведь ты была так бедна! — внезапно взорвался Сидни. — Почему ты не дала мне знать?! Скажи, ради всего святого, как ты выжила?!

— Тебе это в самом деле интересно?

Упоминание о бедности задело Шерил за живое: Сидни, невольно выпятил свое богатство и знатное происхождение. Жаль, что в свои наивные девятнадцать она совершенно не придавала значения классовому барьеру, разделявшему их. Но даже сейчас она с внезапно нахлынувшей тоской спросила себя: а так ли это важно? Нет сомнений, что до своего отъезда в Крайстчерч Сидни любил ее. Однако именно тогда он вновь встретился с девушкой, о которой ничего не говорил Шерил, и именно тогда предложил этой девушке стать его женой. Может, возвращение в свой круг открыло Сидни глаза на то, что Шерил пригодна исключительно для кратковременного летнего романчика. Неужели она ошибалась, приняв за любовь обычную похоть, которая и заставила Сидни изменить своей возлюбленной?

— Все это было так давно, — пробормотала Шерил, — что и вспоминать не стоит… Сейчас важно только одно — Сидди и его здоровье.

— Согласен.

Когда они возвращались в больницу, Шерил осознала, сколько недосказанного осталось между ними, но теперь придется соблюдать временное перемирие. Ее любовь к сыну заглушила беспокойство о том, как к ней, к Шерил, относился и относится Сидни. Горечь и старые обиды — все должно отойти на задний план перед обязанностями по отношению к Сидди, твердо сказала она себе, обязанностями, которые — и без слов видно — Сидни вполне разделяет со мной.

— У меня скоро операция. — Когда они подошли к палате Сидди, выражение его лица смягчилось. — Я зайду, когда освобожусь. Но, если ты не возражаешь, я бы и сейчас заглянул к нему. Ведь я обещал быть с ним, когда он проснется.

— О чем ты говоришь, Сидни? Тебе нет нужды просить у меня разрешения, — не успев подумать, ответила Шерил, ибо мольба, застывшая в его взоре, растопила что-то в глубине ее сердца.

К тому времени как приехала Леонора, Сидни уже ушел, а Шерил чувствовала себя опустошенной и близкой к слезам.

После ухода Сидни ребенок почти двадцать минут сражался со сном, капризничая и ворчливо отвергая попытки Шерил и Габи ответить на вопросы, которые мальчика крайне интересовали и ответить на которые, по его мнению, мог только доктор.

С появлением Леоноры Шерил почувствовала облегчение и вкратце сообщила ей новости, включая состояние Сидди, который к этому моменту кое-как успокоился и уснул.

Когда медсестра ушла, а Леонора уселась возле кровати малыша, Шерил ей пожаловалась:

— Сидни не должен был столь подробно все рассказывать малышу. Он так расписал все детали удаления грыжи, что у Сидди возникла масса вопросов… Нас с Габи он и слушать не хочет, подавай ему доктора, и все тут.

— Интересно, Сидни его интересует как отец или как доктор? — задалась вопросом Леонора.

Шерил замерла, с ужасом осознав, что предстоит еще и ребенка познакомить с папочкой.

— Нет, малыш пока ничего не знает, — напряженно ответила она, — так что Сидни для него всего лишь доктор.

— Однако, родная моя, ты вроде уже почуяла какую-то угрозу?

— Да. Я понимаю, это глупо, но… — Шерил даже зажмурилась, представив, какое грандиозное впечатление может произвести на пятилетнего ребенка сообщение, что обаятельный высокий хирург — его отец. Но заговорила она о другом: — Возможно, я ошибаюсь, критикуя Сидни за слишком подробные объяснения, потому что где-то в глубине души чувствую, как это успокаивает Сидди, хотя он и узнал полную правду о своем положении.