Радамехский карлик

– Я вижу, – сказал улыбаясь господин Керсэн, – что и самые серьезные ученые подчас не чужды известной доли романтизма!.. Пусть будет так, как вы того хотите; я согласен, и что касается меня, то от всей души желаю, чтобы моя дочь сумела оценить столь искренние и деликатные чувства, как ваши… Но тем не менее наше затруднение по-прежнему остается неразрешенным, Каким путем заставить Гертруду уехать из Хартума, оставив меня одного здесь?

– Быть может, доктор Бриэ мог бы помочь нам в этом.

– Каким образом?

– Потребовав немедленного отъезда и довольно, продолжительного пребывания вне Хартума, куда вас могут призвать ваши обязанности, если вы сочтете это нужным…

– Быть может, это в самом деле своего рода решение вопроса; мы поговорим об этом с ним сегодня же или же завтра утром…

Вдруг с улицы донесся страшный шум, гам, смутные звуки и голоса, и в тот момент, когда Норбер Моони и господин Керсэн направились к террасе, чтобы узнать причину этого волнения, дверь кабинета с шумом распахнулась, и Фатима, запыхавшись, страшно взволнованная, вбежала и крикнула:

– Господин, генерал Гордон!.. Генерал Гордон идет!.. Весь город спешит к нему навстречу!..

– Генерал Гордон?., да ты обезумела, девочка! Как это возможно! – недоверчиво воскликнул консул.

– «Кричалыцики» говорят нам об этом, и вся толпа повторяет за ними то же самое! – уверяла Фатима.

– Нет, это невозможно!.. Генерал Гордон без войска, без всякого уведомления! Нет, это совершенно невероятно!

– Да поглядите сами! – нетерпеливо воскликнула Фатима, – посмотрите сами, если не верите мне!..

Мужчины вышли на террасу, где почти в тот же момент появилась и Гертруда. Все соседние балконы и окна были полны народом. Громадная толпа запрудила почти все улицы города и, по-видимому со всех концов устремлялась к одному пункту.

«Возможно ли, что это действительно Гордон? – спрашивал себя консул. – Вот еще новая перипетия в нашей драме и новый фактор в этой сложной задаче!.. Но нет, не может быть никакого сомнения, что это просто ложная тревога, которая впоследствии повергнет всех местных обывателей в еще большее уныние и отчаянную безнадежность».

Вдруг в толпе послышались громкие крики, и в конце улицы, возвышаясь над многочисленной толпой, показался верблюд, всего только один верблюд, на котором ехал человек небольшого роста, с бледно-голубыми глазами, белокурыми волосами и баками, в парадном мундире главнокомандующего. И по мере того, как он медленно двигался вперед, все руки протягивались к нему и все голоса, сливаясь в один общий хор, взывали к нему, все колена преклонялись перед ним на его пути…

Целое население, как один человек, приветствовало его криками:

– Да живет Гордон! Да живет великий герой!.. Да живет отец наш, спаситель Кордофана!

Шествие прошло мимо, генерал Гордон подъехал к губернаторскому дворцу и, сойдя с верблюда, свободной, спокойной походкой поднялся на крыльцо и вошел в дом, точно он только что вчера вечером вышел из него. А между тем прошло уже четыре года с тех пор, как генерал Гордон добровольно покинул свой пост, который он теперь, в минуту крайней опасности, явился занять снова.

Когда он скрылся в доме, то люди, не переставая взывать к нему, стали кидаться друг другу в объятия, обнимать и поздравлять с великой радостью прибытия генерала Гордона, приплясывая от радости. Можно было подумать, что этот человек, приехавший один на верблюде из глухой пустыни, точно упавший с неба, стоит один, сам по себе, целой армии. Никто уже не думал о грозящей опасности, никто не верил в силу и могущество великого Махди, перед которым еще час назад все они трепетали. Теперь Гордон был здесь, – и этого был достаточно. Хартум мог вздохнуть свободно, мог надеяться, что избежит страшной опасности…

Вечером весь город был иллюминирован, и генерал Гордон принимал у себя весь дипломатический корпус, представителей гражданских властей и военное начальство Хартума, а также и наиболее именитых горожан. Он выразил твердую уверенность в том, что сумеет справиться с Махди, объявил, что город немедленно будет приведен в оборонительное состояние, дисциплина будет соблюдаться со всей строгостью и деморализация войск окончательно исчезнет. Он объявил, что явился от имени английского правительства усмирить Судан. Через несколько дней, или через несколько недель, британская армия должна подняться вверх по Нилу, или же, разбив инсургентов близ Суакима, явиться сюда, чтобы окончательно покончить с ними.

Все удалились вполне обнадеженные, за исключением, быть может, одного только французского консула, который, несмотря на все эти речи, не мог сильно обманываться.