Вслед за министром поклялись остальные. Народ Шада клялся мне в верности: поддерживать и защищать, если будет нужно. Я принесла ответную клятву: служить им, пока мой муж на посту. Всегда выбирать страну, а не себя. Эта страна много для меня сделала. Клятва меня не испугала… Хотя на несколько секунд я замешкалась, вспоминая, насколько жестокими могут быть требования григорианцев. Отречься от себя — не просто красивые слова. Это правда — от себя отречься. Но Шаду было важно это. Я сказала нужные слова.
После церемонии я вышла на балкон.
Закат, который я наблюдала из королевского дворца, был прекрасен.
Отсюда открывался вид на сад камней. Глыбы величественно возвышались среди смертоносных белых цветов. Вечерний воздух благоухал. Алые, оранжевые и желтые краски текли над горизонтом, все окрашивая в закатную палитру.
Я оперлась на перила и глубоко вздохнула.
Улыбка появилась на губах сама собой. Немного грустная, мечтательная, но внутри, кроме сентиментальных чувств и воспоминаний было еще кое-что. Торжество над жизненными обстоятельствами.
Все закончилось, начавшись на палубе «Стремительного».
Я получила все — и даже больше.
Венец давил на голову, напоминая, что теперь я не рабыня Рива — супруга монарха вопреки всему.
Хотя теперь, когда путь был пройден, я ценила все, что выпало на мою долю. И больше не хотела стать другой. Уверена, что бы ни случилось дальше, меня будут помнить, как рабыню Риву, которую взял в жены генерал… И не уверена, что хочу запомниться как-то иначе.
В конце концов, это всегда была я: и королевой, и рабыней.
— Рива.
Я обернулась, улыбаясь Шаду. Мой дорогой муж вышел на балкон.
— Шад, — ответила я на приветствие.
Какое-то время мы смотрели на сад камней. Я начала постигать тайны семейной жизни григорианцев, их молчаливость. Ведь говорить на самом деле не о чем. Было очень хорошо стоять друг с другом рядом и думать об одном. Нужно навестить маму. Она наверняка услышит о том, что мой муж стал монархом, а я скучала по полям маковника. Еще нужно позаботится о малыше Шантары. Дел много. Мы не обсуждали их, но мы их помним, и они витают между нами — картины нашего прекрасного будущего.
Несколько дней Шад занимался государственными делами.
У меня, как у супруги, их оказалось немного. Иногда присутствовать с ним на церемониях, посещать официальные встречи, сопровождать в поездках. В остальное время могла заниматься чем угодно.
Не скажу, что привыкала легко.
Большую службу мне сослужило знание ксено-этики.
Но и научиться пришлось многому. После того как вопреки всему Шад присоединился к династии, его семья стала лучше ко мне относиться. Мне помогали постигнуть как себя вести, о чем говорить, посвятили в тайны церемониальных действий. Я быстро училась.
Через несколько недель нас пригласили в госпиталь за малышом.
Ему пришлось там задержаться дольше. Из-за отсутствия матери ребенок медленней развивался, чем мы ожидали. Было раннее утро, я немного волновалась, но была в предвкушении. Настроение оставалось приподнятым еще с вечера. Накануне я готовила комнату для ребенка, перебирала крошечные треугольные отрезы ткани, которые заменяли здесь пеленки, и думала, как это будет выглядеть. Пока он маленький, я буду ему мамой, но как он воспримет меня, когда подрастет и увидит, что я отличаюсь от остальных? Я останусь для него женой дяди или чем-то большим?
Столько волнений…
Они исчезли, когда к нам вышла пожилая врач со свертком в руках. Формальности Шад уладил накануне, оставалось забрать домой ребенка. С нами были и родители Шада… Лиана, еще не убравшая следы траура с волос, выглядела очень воодушевленной. Малыш не сможет совсем убрать горькую печаль потери, но придаст ей сил. Едва справляясь с напряжением, она протянула к детенышу руки. Тонкие гибкие пальцы подрагивали от волнения.
Но врач не отдала ей малыша.
Протянула мне.
Он был совсем легким. От неожиданности и оказанной мне чести, я сама разволновалась пуще прежнего. Думала, бабушка возьмет первой, но поняла, что врач права. Маленький Миро будет воспитываться в нашей семье, значит, я должна стать первой, у кого он окажется на руках. Я боялась, Лиана рассердится, но нет. Меня приняли, как григорианку.
— Привет, — улыбнулась я, глядя в ворох пеленок, из которых выглядывала мордашка детеныша.
Совсем крохотный.
Даже странно, что такой малыш вырастет в высокого григорианца.
Меньше человеческого младенца раза в три. Тонкий, с цепкими пальчиками, на каждом красовался прозрачный коготок. Лупоглазый — огромные, желтые глаза были самой заметной частью на лице. В ответ детеныш фыркнул, и смежил веки.
— Держите крепче, Эми-Шад, — посоветовала григорианка, которая передала нам младенца. — Он сейчас мать в вас не признает, но все равно держите крепко, как мать. Ему спокойней будет.
— Держу, — я прижала комок к груди, рассматривая сероватую кожу существа.
Племянник Шада мирно спал.
— Идем? — мы с мужем побрели к выходу, я шла, баюкая малыша.
Пусть Шантара будет спокойная: мы вырастим его, как родного. И наш дом не опустеет со временем.