– Приходи, – предложил он. – А потом я покажу тебе одну из работ – я живу недалеко от клуба.
– Я приду, – без колебаний пообещала Лина, ощутив дрожь вдоль позвоночника, возбуждение, которое казалось ей почти чужим, она и забыла, что такие ощущения бывают. Но ей было некогда об этом думать. Джаспер Баттл был ее потенциальным истцом, вот и все. Они попрощались, и Лина достала свой смартфон, чтобы отправить Дэну по электронной почте новости о Джозефине Белл. Изображение Джаспера оставалось открытым на экране ее ноутбука: голова опущена, лица не видно.
В девять утра Лина снова приехала в архив Белл. Воздух уже нагрелся, как вода в ванне, бледно-голубое небо было усеяно маленькими пушистыми облаками. Пахло сыростью и цветами. Нора встретила ее в дверях. Сегодня на ней было свободное желтое хлопчатобумажное платье, те же браслеты, та же коса. Но вчерашней жизнерадостности не было и следа.
– Эти типы из Стэнмора… – начала Нора. – Думают только о себе. Ей-богу, им наплевать на искусство. Ведут себя так, будто мир вертится вокруг них. Репутация Фонда Стэнмора, подумаешь! Куча жулья, вот они кто. Джозефина Белл тоже жила здесь! И Линнхерст не провалится сквозь землю, если автор этих работ – она. Все равно ведь есть чем гордиться.
Нора громко выдохнула и обмахнула лицо растопыренной ладонью.
– Очень прошу меня извинить, Лина, – продолжала она. – Обычно я так не расстраиваюсь, но последние несколько недель были очень трудными. Я была у них в Фонде, пыталась раздобыть для вас фермерскую книгу Стэнмора, она ведь там просто валяется. Но они дали мне скопировать только несколько страниц. – Нора достала из сумки растрепанную пачку листков. – Старый мистер Стэнмор вел довольно беспорядочные записи, так что я копировала наугад. Надеюсь, здесь найдется что-нибудь полезное.
– О, наверняка. – Нора неопрятной кучкой ссыпала бумаги на стол, и Лина почувствовала укол разочарования, но заставила себя улыбнуться. – Спасибо, что потратили на меня время. Мне жаль, что это доставило столько хлопот.
– Да никаких хлопот. Честно говоря, хорошо, что я съездила туда и кое-что им высказала. Они все думают, что я чокнутая. – Нора подняла брови и округлила глаза. – У-у-у! – протянула она, слегка взмахнув вытянутыми руками. – Ну и пожалуйста. – Она опустила руки и поджала губы. – Чокнутая! Вот я им покажу чокнутую!
Нора оставила Лину в читальном зале архива наедине с пачкой листков – шестьдесят восемь страниц, покрытых неразборчивыми строчками и колонками цифр.
Как и Роберт Белл, судья Стэнмор записывал в фермерскую книгу сведения о посевах, о поголовье скота, об урожае, а также о покупке новых рабов, об их рождении и смерти. В отличие от Белла, Стэнмор не перечислял рабов по именам – только пол, возраст и основные приметы («мулат», «черный», «большой палец отсутствует»). Чаще всего он записывал фамилию продавца или название аукционного дома, но многие покупки датировались только годом или вообще оставались недатированными.
Лина начала читать. Она продвигалась медленно. Записи были беспорядочны, с трудом поддавались расшифровке, а почерк судьи Стэнмора был неудобочитаем – буквы налезали одна на другую и были так наклонены, будто он писал поперек страниц.
Наконец на сорок второй странице Лина нашла запись о покупке у Роберта Белла. В списке значилась только дата: 1852 год. Стэнмор заплатил 5522 доллара за шестьдесят три акра земли поместья Белл-Крик, всю мебель, сельскохозяйственное оборудование, домашний скот, надворные постройки и их содержимое, а также за шестерых взрослых рабов, трех женщин и трех мужчин.
Никаких детей.
Лина перебирала страницы, просматривала пометки на полях в поисках хоть каких-нибудь признаков ребенка; она снова и снова перечитывала одни и те же записи с растущим разочарованием и с бешеной скоростью. Она ведь была так уверена, что ребенок Джозефины родился в Белл-Крике и что его продали Стэнморам после смерти Лу Энн.
Судья Стэнмор был небрежен и неточен, но вряд ли он не учел бы ребенка, за которого заплатил деньги. Такого быть не могло.
Лина оторвалась от бумаг и потерла глаза. Мальчик, должно быть, умер. А может быть, его продали сразу же после рождения, увезли куда-нибудь далеко от Белл-Крика, и Лина теперь никогда не найдет ни его, ни Джозефину. Она посмотрела на часы: 13:36. Она просидела в этой серой, душной комнате без еды и питья, корпя над записями судьи Стэнмора, в течение 4,1 оплачиваемого часа; она так и не притронулась к воде в пластиковом стаканчике, который пару часов назад, войдя на цыпочках, принесла ей Нора.
Лина вспомнила портрет Лотти, ее темные глаза, неземное сияние красок. Далекий пейзаж за хижиной – огромное колышущееся пространство, похожее на море. Бездонные глаза Лотти. Полные ожидания. Чего же она ждала?