— Честь… — повторил Пертурабо, позволяя слову угаснуть эхом. — Где была честь, когда вы не отвечали на мой призыв утолить голод нашего оружия, когда иссякали наши возможности вести войну?
Жрецы молчали. Красные огоньки поблескивали в провалах их глазниц.
Вольк знал, почему они явились сюда в поисках Ангрона: из всех сил, с которыми Сарум был достаточно близок, чтобы заключить союз, именно Пожиратели Миров были связаны с ним ближе всего. Ангрон покорил этот мир, и в процессе разрешил внутренний конфликт среди жрецов Сарума. Оружие и броня текли из кузниц в обагренные кровью руки Двенадцатого легиона. С тех пор, как началась война с Империумом, Сарум внешне служил интересам Воителя, но его жрецы не заняли сторону Новых Механикум Кельбор—Хала и не подчинялись никому, кроме самих себя. Им не доверяли, и сейчас, стоя рядом с ними, Вольк понимал — почему.
— Мы ждали тебя, Пертурабо, — произнес голос жрецов. Затем они зашевелились — восемь фигур разошлись по восьми точкам на окружности зала. — Ты должен пойти с нами.
Железный Круг сомкнул щиты, загрохотав гидравликой. Оружие захватило цели. Вольк почувствовал, как подергивается оружие в его руках.
— Нет, — сказал Пертурабо, едва заметно покачав головой. — Вы дадите мне то, за чем я пришел, и после этого я уйду.
— Ты обретешь то, что ищешь, хотя и не назвал это, — сказали жрецы. — Ты получишь это — и больше того. Но мы не можем распоряжаться такими дарами. Ты благословен, Повелитель Железа и Смерти. Ты увидишь сердце всего, и оно будет говорить с тобой.
Аргонис открыл было рот, но гулкий голос не позволил ему ничего сказать.
— Ты, кто прошел через Черную Звезду и искал оружие богов, — ты обретешь всё, что ищешь, если последуешь за нами.
Вольку казалось, что слова впитываются в его кровь. Холод и жар охватывали его. Он чувствовал в своем теле побуждение двигаться, следовать за обещанием в словах Красных Жрецов. Это не было похоже на желание. Это было похоже на голод.
— Вы знаете, почему я здесь, — сказал Пертурабо. До сих пор никто не упоминал про Ангрона или Двенадцатый легион.
Жрец с лошадиным черепом покачал головой. Лязгнули цепные зубья в его челюсти.
— Мы — хранители, — сказал он, и теперь голос исходил от него одного. Звук был как от шестерней, перемалывающих мясо. — Мы пришли лишь для того, чтобы проводить вас вниз.
— Вниз? — переспросил Аргонис.
Лошадиный череп повернулся к эмиссару.
— Вниз, — повторил жрец.
— Это высочайшая честь, — сказал жрец с акульим оскалом, видневшимся под красной полоской сенсоров. — От подобного нельзя отказаться.
Вольк был уверен, что Пертурабо отвернется, но Повелитель Железа лишь коротко кивнул.
— Отведите нас к вашему откровению, — сказал он.
Жрец замер на мгновение, но затем кивнул в ответ.
Они покинули зал через дверь, которую Вольк не заметил, когда они только вошли. Он не знал, была ли причина в хитро расположенных углах стен или в технологических трюках, но, пока жрецы не подвели их к выходу, он мог поклясться, что здесь не было никакой двери. Тоннели, по которым они шли, становились всё грубее, обломки торчали из стен, преграждая путь, так что приходилось огибать лезвия копий и дула пушек. Воздух раскалялся, словно они приближались к гигантскому горну или к сердцу вулкана. Вольк вспомнил слова Пертурабо: «Отведите меня к вашему откровению», — и шок, очевидный в оцепенении жреца.
— В сердце их владений есть нечто, — сказал Пертурабо, шагая впереди Волька. Примарх коротко оглянулся, и его черные глаза поймали взгляд Волька. Затем он снова повернулся туда, где перед ним следовал эскорт жрецов. — Это, на самом деле, вопрос геометрии. Достаточно приглядеться к конструкциям силы, что возводят эти жрецы, прислушаться к словам, которые они произносят и оставляют несказанными. Эти создания не служат Омниссии Марса.
Вольк бросил взгляд на жрецов и белые зубцы по краю их мантий, которые казались черными в тусклом свете. Их глаза горели, точно угли.
— Они служат чему–то другому, — продолжал Пертурабо, — чему–то, что они хранили в тайне. Чему–то, что говорит в их снах о клинках и пушках. — Вольку показалось, что он расслышал улыбку в голосе примарха. Его пульс словно замер. Зрение размывалось по краям. Что–то было неправильно. Очень, очень неправильно.
— Мы встретим это, сын мой. Мы увидим нашу судьбу.