Рабы «Майкрософта»

Домой вернулся рано, в 17.30, там никого. Сьюзан разложила два картонных столика, а в остальных отношениях столовая была пустой, ожидала закусок. Эйб одолжил Сьюзан свою священную звуковую систему «Ти-Эйч-Экс Долби» на вечеринку плюс два адирондакских кресла, сделанных из старой кожи. Но место это все равно выглядело немного пустынным.

Какой-то сегодня Безлюдный День…

Ближе к сумеркам все завертелось. Эйб вернулся из плавания и завел старые мелодии «Хьюман Лиг», которым подпевал из душа. Сьюзан вернулась от поставщиков провизии с пакетами, полными еды, которые я помог ей внести и расставить: лапша «Путтанеска», тайские макароны, пицца «Кальцонэ», «Читос» и корнишоны. Баг и его ожесточенные друзья-психи прибыли с широким ассортиментом пива; они были в хорошем настроении и разыгрывали дешевые сцены из «Бумажной копии» и «Текущего романа», жутко развеселившись и съев половину угощения для вечеринки Сьюзан, пока та переодевалась.

К 20.00 начали прибывать другие гости, привозя бутылки вина, и к 21.00 дом, который всего два часа назад был мрачной дырой, наполнился весельем и музыкой «Ю-ту».

Около 21.30 Сьюзан говорила со своими друзьями, рассказывая, что акции перешли в ее владение как раз вовремя:

– Я из правополушарного человека превратилась здесь за последние 18 месяцев в левополушарного и недолго смогла бы еще продолжать кодировать. В любом случае считаю, что эра инвестиций подходит к концу.

В этот момент в моей комнате зазвонил телефон. (В нашем доме девять линий. Телефонная компания «Пасифик Белл» либо нежно любит, либо отчаянно ненавидит нас.) Я извинился и пошел отвечать.

Это была мама.

Оказывается, отец только что вылетел из Пало-Альто в Сиэтл, поддавшись минутному порыву, Она вернулась с работы в библиотеке и нашла записку на двери. Я спросил, во сколько приземлится его самолет, и она ответила – в момент нашего разговора.

Так что я вышел и сел на обочине возле дома. На улице было прохладно, я накинул свою старую баскетбольную университетскую куртку. С холма спустилась Карла, поздоровалась и села рядом со мной, держа в руках упаковку двенадцати банок пива, которая казалась несоизмеримо огромной для ее маленьких рук. По моей позе она поняла, что у меня не все в порядке, но ни о чем не спрашивала. Я просто сказал:

– Мой отец только что прилетел сюда – он совершенно не в себе. Скоро должен подъехать.

Мы сидели и смотрели на вершины деревьев и слушали шелест ветра.

– Я слышал, ты весь день обсуждала какие-то маркетинговые дела с Кентом, – сказал я Карле.

– Да уж. Толку от этого было мало. Очень скучно. Он противный тип.

– Знаешь, весь день я мечтал отлупить его.

– Правда? – спросила она, искоса взглянув на меня.

– Да, правда.

– Ну, это не очень логично, не так ли?

– Конечно.

Затем Карла взяла мою руку, так мы и просидели, Выпили несколько банок пива, поздоровались с псом Мишкой, который забрел навестить нас, а потом пошел вздремнуть под батутом. А мы наблюдали за машинами, подъезжавшими к дому, ожидая ту, что привезет моего отца.

Он приехал вскоре во взятой напрокат машине, в стельку пьяный (не представляю, как ему это удалось), выглядел усталым и испуганным, с большими мешками под глазами и немного не в своем уме.

Отец припарковался, покачивая фарами, прямо напротив нас на другой стороне улицы. Мы сидели и смотрели, как он сделал глубокий вдох, откинулся на сиденье, уронив голову вперед. Затем повернулся к нам и, немного застенчиво, сказал в открытое окно:

– Привет.

– Привет, пап.

Он перевел взгляд себе на колени.

– Пап, это Карла, – сказал я, все еще сидя.

Он снова посмотрел на нас.

– Привет, Карла.

– Здравствуйте.

Мы сидели на противоположных сторонах дороги. Дом позади нас превратился в праздничный жужжащий улей. Отец не отрывал взгляда от своих ног, поэтому мы с Карлой встали и подошли к нему, и тогда только увидели, что он крепко зажимает что-то между колен, и по мере того как мы приближались, он сжимал это все сильнее. Казалось, будто он боится, что мы можем отнять у него нечто драгоценное, и когда мы приблизились, я узнал старый футбольный шлем Джеда, шлем маленького мальчика, раскрашенный в старые школьные цвета.

– Дэнни, – сказал он, глядя не мне в глаза, а на шлем, который он полировал своими постаревшими руками, – я до сих пор скучаю по Джеди. Я не могу избавиться от мыслей о нем.

– Я тоже скучаю по Джеду, пап, – ответил я. – Я думаю о нем каждый день.

Он прижал шлем к груди.

– Ладно, пап, давай выбираться из машины. Пойдем в дом. Там мы сможем поговорить,

– Я не в силах притворяться, что больше о нем не думаю. Это убивает меня.

– Я чувствую то же самое, папа. Знаешь, у меня такое ощущение, что он все еще жив и всегда идет на три шага передо мной, прямо как царь.

Я открыл дверь; мы с Карлой взяли отца, прижимавшего шлем к груди, под обе руки и повели в дом. Его появление вызвало некоторый интерес в толпе. Мы пошли в комнату Майкла, где положили отца на кровать.

Он еще пытался разглагольствовать: