Работа

Но пока эти выражения недовольства остаются изолированными и тайными, они не могут нарушить статус–кво. Если вместо революции рабочие занимаются воровством, это значит, что они борются с симптомами эксплуатации, а не с её причинами. В таком случае боссы могут обратить ситуацию себе на пользу, ведь у рабочих есть отдушина для выпуска пара, которая позволяет им пережить очередной рабочий день, вместо того чтобы выйти на улицы и требовать повышения заработной платы. При составлении бизнес–планов капиталисты учитывают такого рода издержки; всякий начальник прекрасно понимает, что ворующие сотрудники — неизбежный побочный эффект эксплуатации, и что подобные люди не представляют угрозы его власти.

С другой стороны, мнение, будто бы воровство на работе не вносит свой вклад в общее дело классовой борьбы, поощряет развитие противоречия между «легальной» организационной анархической деятельностью на местах и радикальным прямым действием, акциями возмездия и выживания. И всюду, где навязывается подобное умозрительное разделение, «рабочисты» встают на сторону профсоюзной бюрократии, представительства, соглашательства и легитимности перед лицом капиталистов. Врагами таких «синдикалистов» оказываются инициатива, автономность, конфронтация и эффективность борьбы.

Как бы выглядел процесс организации рабочих масс на восстание, основанный на воровстве с рабочего места? Это означало бы сосредоточенность на тактиках сопротивления, которые удовлетворяют личные потребности каждого, начиная с самого простого: что каждый из нас может сделать, чтобы помочь товарищу. Это означало бы переход к стратегиям, которые обеспечивали бы немедленную материальную и эмоциональную выгоду в таком виде, который нам необходим. Это означало бы образование межличностных связей между людьми, которые возникают в результате совместной деятельности, а не участия в работе организаций, пытающихся очернить всякую конфронтационную борьбу.

Таких людей труда было бы невозможно кооптировать или наебать. Ни один начальник не смог бы угрожать им, потому что сила этих рабочих проистекала бы из их личных поступков, а не из компромиссов, в результате которых рабочие становятся заложниками доброй воли начальства, а профсоюзники становятся ещё большими коллаборационистами. Такая рабочая организация стала бы настоящим кошмаром для бизнесменов и для профсоюзных лидеров.

А как мог бы выглядеть процесс воровства на работе, если бы мы относились к нему как к способу изменить мир к лучшему, а не как к тактике выживания? Пока сотрудники воспринимают свои трудности как нечто личное, они пытаются справляться с ними, как со своими личными дела. Пока вы воруете в тайне от других, вы укрываете классовую борьбу под саваном молчания. Аутентичный же вопрос: «Как сделать это публичным проектом, который мог бы завоевать расположение всего общества?». Это смещает внимание из плоскости «что» в плоскость «как». Незначительная кража, которая помогает делу товарищей, имеет больший смысл, чем масштабное хищение в тайне с целью личного обогащения. Кража продовольствия в магазинах и их последующее свободное распределение в бедных районах даёт людям представление об общности интересов, которые дороже всех цветных бумажек, получаемых 10 числа каждого месяца каждым сотрудником в отдельности.

Работа крадёт жизнь у рабочих. Перед рабочими стоит задача украсть для себя целый мир.

Если вы не крадёте у начальства —

значит вы обкрадываете свою семью.

***

Это история о двух городах. Оба по сути своей пригороды в Ржавом Кольце мегаполисов. Но они достаточно крупные, чтобы считаться отдельными городскими образованиями. У них общая система общественного транспорта и одна и та же ежедневная газета. Разница между ними заключается в десятимильной полосе элитного жилья и огромном разрыве в уровнях жизни.