Работа в процессе

Я научился жить с внешним шрамом, который видят все, я изменил к нему отношение. Я больше не считаю его таковым, это скорее уникальная черта, часть моей личности. Если ваш шрам невидим, я призываю вас либо принять его, либо бороться с ним. Не закрывайте на него глаза. Шрамы – это ежедневные напоминания о том, что с нами случилось, и, как правило, это нечто важное. Мы должны ценить их присутствие или, по крайней мере, смириться с ними и попытаться взглянуть на них по-другому. Когда кто-то показывает тебе свой шрам и рассказывает историю, связанную с ним, ты понимаешь, что человек принял свой шрам и исцелился. Это очень вдохновляет. Я бы хотел сделать то же самое со всеми своими шрамами. Однажды.

Если бы я создавал художественную композицию

На часах 20:00. Я на свидании. Увлекательная тема? Художественная композиция. Нас окружает искусство, и я с радостью хватаюсь за любую возможность обсудить его бесконечные глубины. Я просто помешан на искусстве.

Посмотрев фильм «Марина Абрамович: в присутствии художника», я был очарован этой идеей. В фильме автор создает композицию, в которой задействована она сама, стол, два стула и открытое приглашение любому человеку присоединиться к ней. И на свидании встал вопрос: «Если бы ты создавал художественную композицию, что бы ты сделал?»

В голове сразу же возникла мысль. Это была бы комната, заполненная людьми всех возрастов, размеров, форм и национальностей. Все бы стояли неподвижно. Полностью обнаженные.

Гостям пришлось бы пробираться к выходу через лабиринт тел (по любой траектории), попутно рассматривая каждый тип личности в его истинной форме, таким образом обнажая естественность человеческой натуры. Не прикрываясь модой и социальными масками, каждый участник был бы самим собой, и мы бы увидели главное – каждый из нас уникален и все мы прекрасны. Спрятаться негде. Все в истинном свете. Это искусство, отражающее жизнь.

Несовершенство

Люди прекрасны. Все, вне зависимости от формы и размера. Просто замечательно само то, что мы – живые, дышащие организмы, счастливые обладатели больших пальцев на руках, позволяющих нам держать телефон и не спускать с него глаз весь день напролет. Но то, что нам повезло быть такими разными, делает нас поистине бесподобными, – и ЭТО своеобразие мы должны принять и ценить.

Мы весьма ограничены внешними данными, полученными при рождении, и, как правило, мы не видим в своей уникальности ничего хорошего. Мы склонны сравнивать наши различия и постоянно оценивать друг друга. Нам сложно принять себя такими, какие мы есть, со всеми несовершенствами, особенно после бесконечного сравнения со своими ровесниками или фотографиями в глянце. Я знаю это чувство, когда смотришься в зеркало и недоволен своим отражением. Я тоже прошел через это. Мы можем быть самыми резкими критиками по отношению к себе.

Мне было лет восемь, когда я впервые заметил в своей внешности что-то, что мне не понравилось.

– Мам? – робко позвал я, вбежав в спальню родителей и утирая слезы со щек.

– Что случилось, милый? – спросила она.

За несколько минут до этого я поругался со старшим братом Дастином. Я уже не помню, в чем было дело – возможно, мы не поделили видеоигру или пульт от телевизора. (О, эта власть, которую в детстве тебе дает пульт от телика.) Вероятно, я выиграл, потому что мой брат применил запрещенный прием: «Ну и ладно, зато я хотя бы не толстый!»

Ох. Я помню, как больно ужалили эти слова – словно получил снежком по лицу. Глаза тут же наполнились слезами, и я побежал наверх, чтобы найти маму.

– Я толстый? – спросил я.

– Милый, – ее голос был полон сочувствия, – а ты считаешь себя толстым?

Я так не думал, пока мой брат не сказал это. Может быть, чуть-чуть, но его выпад подтвердил эту мимолетную мысль.

– Не знаю! – ответил я растерянно, и слезы вновь потекли по щекам. – Возможно.