Родион уже спал. Эмиль сделал запись в дневнике, убрал его под скатерть и отправился на кухню. Там, за столом, обложившись маникюрными принадлежностями, сидела Алена. На ее голове громоздился тюрбан из белого махрового полотенца. Распаренное после горячего душа лицо горело румянцем. Без косметики Алена выглядела еще более добродушной. Она сосредоточенно красила ногти на руках вишневым лаком. Эмиль налил себе кофе и тоже сел за стол.
– Не спится? – подняла голову Алена.
– Перевозбудился, видимо. Не хочется спать.
– И пьешь кофе… Да уж, – протянула сестра, выравнивая кисточкой контуры лакового покрытия.
– Ну а ты как, сестренка?
– Знаешь, неплохо.
– Я рад.
– Сегодня ты устроил, конечно…
– Я старался.
Эмиль довольно улыбнулся. Ему было приятно услышать одобрение самого важного для него человека.
– Я вдруг поняла, что не слышала, как ты играешь лет двадцать, может, больше. С тех пор, как ты уехал учиться. Представляешь?
– Я привозил тебе записи.
– Это да. Но вы с Эриком играли что-то очень сложное для моего понимания. Я не специалист, поэтому мне трудно по достоинству оценить такую музыку. Ты уж прости.
– Ничего, это нормально.
– Но сегодня, когда ты играл, ощущалась такая легкость в исполнении, такое изящество. Настоящий мастер! Я наконец поняла, чем ты занимался все эти годы. Нет слов. И ты был такой красивый в этот момент… У меня слезы наворачивались на глазах. Я волновалась. Мой брат на сцене, еще бы. Потом задумалась о том, как бы люди отнеслись к твоей игре, будь ты собой. То есть взрослым. И знаешь, мне кажется, эффект был бы не меньшим.
– Вспомни разговоры после моего выступления. Какой маленький, а уже так играет… Вот что их удивляет. Контраст, а не игра. Когнитивный диссонанс. У них шарики за ролики начинают заезжать. В голове не укладывается. Как так? Малявка, а уже столько умеет. Понимаешь? Была история с одним всемирно известным скрипачом, который решил поставить социальный эксперимент. Он спустился в метро, положил перед собой раскрытый футляр, чтобы проходящие мимо люди могли оценить его усилия деньгами, и заиграл. Виртуоз, выступающий на лучших площадках мира, на чьи концерты не достать билетов, заработал за вечер в метро всего с десяток монет. Люди не поняли, что перед ними знаменитость. Мало кто способен разглядеть настоящее. Вот в чем дело.
– Либо он не был настоящим, – логически предположила сестра. – Правильно?
Эмиль улыбнулся.
– Чего? Не то говорю?
– А я, по-твоему, настоящий?
– Настоящий, не настоящий – все эти сложности не для меня. Я очень просто устроена. Для меня ты лучше всех! Вот и все. Ну и особая радость – вытянутое лицо Людмилы. Хах. Спасибо тебе за это. Она была в шоке, по-моему.
Алена вставила кисточку в пузырек, растопырила пальцы на руках и начала медленно водить ими по воздуху, ускоряя, таким образом, процесс сушки лака.
– Красивый цвет, – отметил Эмиль, глядя на маникюр сестры.
– Нравится?
– И ты очень красивая у меня.
– Пхх. Не смеши.
– Еще какая.
– Куда деваться?
– Кстати говоря, шестого января я еду в Петербург на четыре дня на музыкальный конкурс. Школа и организаторы конкурса берут на себя расходы на поездку и проживание. Для меня и для сопровождающего лица. Хочешь поехать со мной?
– Правда? – обрадовалась Алена. – Конечно хочу!
– А Родион?
– Родион проведет каникулы со своим отцом и его семьей за городом. Он, правда, просил не отдавать его больше чем на три дня. Супруга моего бывшего мужа очень строгая, многое запрещает и плохо готовит к тому же. Родион не переваривает ее стряпню. Но ничего, потерпит, не маленький. Могу я, в конце концов, развеяться. Что скажешь? Или это жестоко?
– Затрудняюсь ответить. Что, если ему действительно плохо там?
– Ну, знаешь, небольшие ограничения ему не повредят. Тем более это ненадолго. После готовки мачехи он будет лучше есть дома – проверено! С отцом пообщается подольше. Они не так часто видятся. Родион скучает. Все! Решено, едем! Ура!
– Ну хорошо.
– Так, а в чем я поеду? Придумаю что-нибудь. Давно мечтала побывать в Петербурге. Я так рада, Эмиль!
– Думаю, теперь таких поездок будет много, Аленушка.