Работа над ошибками (СИ)

Неожиданно пришла поддержка, откуда не ждали. Стала часто приезжать тетя Сима, мамина родная сестра. Я плохо помнила ее. В памяти смутно маячило, что, когда мы все жили на Сретенке, мама с ней сильно не ладила. Настолько сильно, что переехав на новую квартиру, мама порвала с ней всякие отношения. Естественно, я не любила тетю Симу. Не прислушивалась, если родители говорили о ней. Вроде бы она вышла замуж в какой-то подмосковный город. Вроде бы, навещает бабушку не чаще четырех раз в год. Мысленно возмущалась вместе с мамой, забывая, что мама появляется у бабушки еще реже, даже звонит лишь по великим праздникам. Впрочем, мама есть мама, а тетя Сима, вечно нападающая на нее, — просто фурия.

Теперь же выяснилось, что тетя Сима — милейший человек. Добрая, интересная, умная. У тети Симы была нелегкая жизнь: тяжелая работа, всем недовольный муж, вечное безденежье. Ко всему прочему еще и детей не было. Не могло быть. Но столь неблагоприятные обстоятельства отразились на ней весьма своеобразно. Пострадала только внешность. Тетка всегда была худощавой, сейчас стала просто тощей. Глаза казались ненормально большими. В коротко стриженных каштановых волосах пегими прядями выделялась седина. Зубы слегка пожелтели. Скорее всего, от курения. Тетя Сима курила слишком много. Смолила одну сигарету за другой. Но ей это даже шло, придавало своеобразный шарм. Хотя и без табака шарма у тети Симы хватало. Стоило ей улыбнуться, как лицо освещалось мягким светом, глаза становились глубокими, загадочными. При общении с этой женщиной забывались ее ненормальная худоба, ее желтые зубы, вечная сигарета в уголке рта. Как-то сразу чувствовалась ее душа — добрая и сильная одновременно. У тети Симы был только один серьезный недостаток. Слишком честна, прямолинейна. Не дипломатничала, говорила правду в лицо. И все не в бровь, а в глаз. Она немного напоминала мне бабушку. Наверное, бабушка в молодости была такой же. И сейчас это делало тетю Симу для меня еще более привлекательной. Мы с ней быстро подружились. Нашлись общие интересы. Кроме всего прочего, тетя Сима добровольно взвалила на себя часть хлопот по подготовке к свадьбе. Мы ничего не рассказывали ей. Но в этом не было необходимости. Кажется, она и так все поняла.

За неделю до свадьбы я поехала развозить приглашения. Их писала бабушка острым готическим шрифтом, отдающим стариной, на красивых двойных открытках. Мне они казались чудными. И чудными тоже. Все не верилось, что это моя свадьба. Вдруг накатил испуг. Захотелось отменить ее. Но пересилила себя. Нарочно взяла у бабушки из шкафа Плутарха. Дважды внимательнейшим образом перечитала жизнеописание Цезаря. И потом твердила про себя, как молитву: «Жребий брошен. Мосты сожжены. Рубикон перейден». В тот момент мне думалось — Цезарь прав. Лучше быть первым в провинции, чем вторым в Риме.

И так, я отправилась с приглашениями по друзьям и знакомым. Домой зашла чуть ли не в последнюю очередь.

Дверь открыл Никита. Обрадовался. Но радость его была недолгой. Взял протянутую мной открытку, развернул, прочел. Изумленно посмотрел.

— Ты с ума сошла!

— Придешь? — я постаралась не дать ему углубиться в тему.

Он недовольно пожал плечами. Мрачнел прямо на глазах. Потом все-таки утвердительно кивнул.

— Конечно, приду. Куда я денусь?

Мы помолчали, испытывая неловкость. Я не могла так просто уйти. И, одновременно, не знала, что сказать. Никита спохватился первым.

— Слушай, а Иван знает?

— О чем?

Он замялся, покраснел.

— Ну… о ребенке? О том, что ты замуж выходишь?

Может, и к лучшему Никита завел этот разговор. Надо раз и навсегда разложить все по полочкам.

— О свадьбе — пока нет. Но непременно узнает. О ребенке… Для всех это ребенок Широкова. Для Ивана — в первую очередь.

Никита сделал приглашающий жест, посторонился — пропустить меня в квартиру.

— Зайди домой-то. И поговорим.

Я упрямо стояла на лестнице. Ничего не говорила. Не шевельнулась даже. Брат вздохнул, принимая мой выбор. Продолжил:

— Я полагаю, вам с Иваном надо объясниться. Он не откажется от своего ребенка. Он не такой человек.

— Мы уже объяснились. Раз и навсегда. И мне вовсе не хочется женить на себе Ивана под дулом пистолета.

— Но ведь ты его любишь?! — Никита выговорил это очень неуверенно. То ли робкий вопрос, то ли несмелое утверждение. И с надеждой ждал. Я в тот момент остро почувствовала, какой у меня замечательный брат, как сильно он за меня волнуется.

— Допустим.

— Что «допустим»?

— Допустим, люблю. Но это только мои проблемы. И ничьи больше. И предупреждаю, если ты хоть слово скажешь Ивану, ты мне больше не брат.

Жестоко было говорить Никите такие слова. Нечестно. Но по-другому нельзя. Иначе он тут же побежит к своему дружку, стараясь решить мои проблемы. Впрочем, я уже готовилась принести извинение за свой тон. Но тут из глубины квартиры послышался голос отца:

— Никита! Кто там? Скажи гостям, чтобы зашли! И дверь закрой! Дует!