Работа над ошибками (СИ)

— Чтобы ненароком на шею Ивану не броситься? — спросил, неожиданно повеселев. — Ну, и характер у тебя, сестренка! Ладно. Поеду. Домой пора. Уже поздно.

Я растерялась. Готовилась к очередной проработке, а ее по неизвестной причине отменили. Почему?

— Ты не будешь меня пилить? — пошла следом за братом.

Никита обернулся. В зеленых глазах прыгали лукавые чертики. Голос тоже был лукавым:

— А зачем? Как говорят америкашки, ты уже большая девочка. Сама знаешь, что делаешь.

Он весело попрощался. Уехал. Я осмысливала изменение в настроении брата. И не понимала. Зато хорошо поняла, что Никита потом общался с Димкой. Наверное, и с Лукиными тоже. Димка как-то странно подобрел, повеселел. Перестал злиться, говорить обидные вещи. Лидуся, словно никогда ничего не происходило, позвонила сперва в понедельник, потом в среду. В субботу собиралась заглянуть ко мне на чашку чая. Жизнь вошла в наезженную колею. Я облегченно вздохнула. Расправила плечи. Вдруг заметила, что на дворе вовсю хозяйничает весна. Кажется, у ленинградской писательницы Аллы Драбкиной я когда-то читала про чувство первой весны? Это когда человек живет, живет, встречает весну за весной, радуется, но нет для него в весне особой остроты, особой прелести. Потом, словно обухом по голове, — весна, — и человек очумел. А дальше опять из года в год: ну, весна и весна. И вдруг какой-нибудь случайный запах, звук, цвет той, первой… И снова для тебя все, как тогда, как в первый раз. Мне почему-то вспомнилась весна моих десяти лет. Нас еще принимали в пионеры. Сейчас вот точно так же шел апрель. Нежный и солнечный. С каменного козырька над нашим подъездом маленьким водопадом бежала капель, вспыхивая в лучах солнца всеми цветами радуги. Точно так же чернели и оседали сугробы, растекаясь худосочными ручейками грязной воды. В ясном, чистом небе высоко-высоко носились стаи белых голубей. Идя домой, я застывала на месте, задирала голову к небу и стояла так долго. Любовалась. Замирала и у подъезда. Зачарованно смотрела на радужную капель. В такие минуты казалось, что мне все еще десять лет и впереди целая огромная жизнь из сплошной череды праздников. Но проходил кто-нибудь из соседей, кивая вместо приветствия головой, или подбегал Димка, и я возвращалась к действительности. Только в душе, на самом ее донышке, все еще тихонько бурлила радость, пуская свои шипучие пузырьки. Жить стало лучше. Лучше стали дела, самочувствие, работа. Качели наших с Иваном отношений непременно должны были начать свое движение вверх. Иначе зачем же такая весна вокруг?

Я шла из магазина, улыбаясь своим мыслям. Завтра суббота. Придет выпить чаю Лидуся. Я передам через нее Ивану, что согласна… Попробуем быть вместе…

Все еще улыбаясь, открывала дверь квартиры, когда по лестнице взлетел взъерошенный Димка.

— Мам! Отец уезжает!

Сумки выпали из моих рук. Я смотрела на сына, и паника быстро заполняла мою душу. Не дождался. Не хочет больше унижаться. Не помиримся никогда…

— Ну, что ты стоишь?! — заорал на меня Димка. — Беги же скорей! Он ведь сейчас уходит! Останови его. Прощения попроси.

На меня как столбняк напал. Оцепенела.

— Да не стой ты так! Беги! Ведь опоздаешь!

Димка схватил меня за руку, потянул за собой вниз, борясь с моим несвоевременным оцепенением. И тащил так всю дорогу. Сам бежал и меня заставлял. Я запыхалась. Не поспевала за шустрым сыночком. У квартиры Лукиных, пока Димка колотил в дверь, забыв про звонок, попробовала перевести дух. Воздух вошел в легкие острыми иглами, причиняя боль.

Дверь нам открыла Лидуся. И сразу отвернулась, не желая глядеть на меня. Мне сейчас было не до ее партизанских маневров. Я стремительно прошла в комнату и споткнулась, увидев как Иван застегивает замки на большом сером чемодане. Он быстро взглянул на меня. Перевел взгляд на Димку. Спросил безразлично:

— Попрощаться пришла?

Ответить я не смогла. Пошевелила губами, как рыба в аквариуме. Ни звука не получилось. Иван между тем поставил чемодан на пол, рядом пристроил несколько больших коробок и большую сумку на колесиках. Саня называл такие сумки «мечтой оккупанта». «Оккупантами» он давным-давно окрестил «челноков». Господи! Какие дурацкие мысли лезут в голову. Про сумки, про «челноков». Нашла время! Усилием воли отогнала прочь всю эту чушь, пропустив момент, когда Иван успел накинуть кожаную куртку.

— Дим! Ты мне поможешь с вещами?

Он разговаривал с сыном, старательно избегая смотреть мне в глаза. Димка схватил «мечту оккупанта», потащил к двери. Лидуся с дочерью, Саня, тетя Маша стояли в узком проходе между кухней и прихожей. Смотрели на нас с Иваном со странным любопытством. Я застеснялась. Повернулась к Ивану.

— Значит, уезжаешь?

— Да, — буркнул он, все еще не глядя на меня.

— Можно я провожу?

— Проводи, — Иван пожал крутыми плечами. Потом посмотрел на своих близких.

— Ну, с вами я не прощаюсь. Забегу на днях. Расскажу, как устроился.