С взрослением Эвааля его интерес к космосу, к другим планетам и звёздам только усилился. Он штудировал учебники по астрофизике и астробиологии, уделял много времени отчётам из далёких экспедиций. К двенадцати годам — времени совершеннолетия у аивлян — Эвааль уже знал, кем станет.
Космическим путешественником.
По совершеннолетии, Эвааль на семь суток погрузился в глубокую симуляцию, внутри которой прожил семь долгих десятилетий субъективного времени.
Там, в симуляции, Эвааль поступил в Университет Исследований Пространства, где вначале двадцать лет подобно губке впитывал знания, собранные за тысячелетия изучения космической бездны, а после, став профессором, в течение полувека преподавал в том же университете.
Из симуляции он вышел уже совершенно другим человеком, хотя внешне и оставался по-прежнему двенадцатилетним парнем.
Эвапахелия и Афарегаль отнеслись к выбору сына с пониманием и уважением. Для столь молодого человека погружение в виртуальность на семьдесят лет — достойный уважения поступок. Пусть в базовой реальности и прошло всего семь дней, те семьдесят лет, что были прожиты Эваалем в реальности виртуальной, симулированной, ускоренной, были прожиты им полностью.
В далёком прошлом, когда аивляне только открывали для себя силу пара и электричества, до семидесяти доживал далеко не каждый, — большинство умирали, едва дотянув до пятидесяти. Теперь же, когда бессмертие стало доступным всем без исключения, семьдесят лет считались возрастом молодого человека, от которого вполне нормальным было ожидать соответствующего молодым людям поведения и образа жизни. Возраст же в двенадцать лет был принят за тот порог, за которым человек его достигший признавался вольным решать за себя и нести ответственность за свои поступки. Редко кто из сверстников Эвааля решался на такое: уйти в симуляцию на десятилетия… Юность — то время, когда человек желает испытывать и чувствовать, радоваться и наслаждаться, когда он влюбляется и изучает объект своей любви и себя самого, а не космическую бездну. Эвааль, конечно же, не был монахом или изгоем — он испытывал в симуляции всё то, что испытывали и другие молодые люди. Разве что, ограничивался при этом одной симуляцией. Но всё это было для него второстепенным. Всё это было после космоса.
Спустя год, когда ему исполнилось тринадцать, Эвааль оставил родителей и присоединился к экспедиционному кораблю по имени Аллаиллити…
— Значит ты, отец… — Шедареган не решился произнести вслух то, что уже понял из сказанного Аиб-Ваалом.
Старец грустно обнажил клыки:
— Ты ведь знаешь
— Да, отец, — ответил Шедареган, — Знаю. Я всегда считал тебя непростым человеком… Теперь я понял: ты —
В ответ старец лишь коротко покивал. Помолчав, он добавил:
— Я сдержал обещание и вернулся в обещанный срок.
— Но ведь ты…
— …агарянин?
— Да!
— А как бы иначе я стал Патриархом?
Шедареган не ответил.
— Прошу извинить моё любопытство, Аиб-Ваал, — произнёс молчавший до того Хариб, — но… о какой
— О той, которую Церковь две с половиной тысячи лет скрывает от агарян, Хариб… — ответил старец. — Шедареган, расскажи ему!
—
— Как сошел? — переспросил Хариб.
— Не буквально, конечно же, — объяснил ему сам старец. — С помощью корабля поменьше, транспортного модуля… вроде этого… — он посмотрел в сторону, — только побольше…
Шедареган и Хариб обратились туда же, куда смотрел старец и увидели то, о чём говорил им Аиб-Ваал…
…Рядом с ротондой, прямо на уровне их глаз висел в воздухе небольшой зеркальный диск диаметром около трёх арашей и в центральной части толщиной не больше четверти.
— Я называю его
Шедареган продолжил:
— Учителем пришельца стали называть вначале потому, что он учил детей Архафора. Настоящее же имя его было…
— Эвааль, — произнёс Хариб.
— Да, — Шедареган кивнул, — Эвааль. Эвааль учительствовал десять лет. И учил он не только детей императора… Он учил учёных, учил учителей…
— …и самого императора, — добавил старец, невесело оскалившись. Взгляд его при этом был устремлён в море.
— Сегодня о тех событиях почти никто не знает, — сказал Шедареган, — но в то время об Учителе знали многие. Даже в соседних странах… По городам ходили слухи. Десятилетие его учительства стало началом технологического взрыва, источником стремительного развития науки, роста экономики…