Он единолично установил контакт с правителем одной из трех империй планеты и в течение тридцати агарских лет учил придворных ученых, архитекторов, врачей и священников наукам и объяснял законы природы.
Корабль и состав экспедиции, наблюдавшие за Эваалем с орбиты, были свидетелями того, как стремительно «люди-волки» усваивали уроки «Учителя» — так они прозвали Эвааля. Не прошло и десяти местных лет, и агаряне сумели спроектировать и создать первый работоспособный паровой двигатель; через пятнадцать заработала первая в мире электростанция; на двадцатом году началось строительство первой железной дороги…
«Прогресс сверху» — так это назвал Эвааль. Он рассчитывал на то, что империя вскоре разовьется до уровня, когда сможет распространиться по единственному на планете материку, легко подчинив себе два других государства, не способных, по причине своей отсталости, оказать сопротивление государству-цивилизатору, шагнувшему столь стремительно в век пара и электричества.
Через тридцать агарских (десять аивлянских) лет Эвааль оставил своих учеников. Эльлия покинула Агар, чтобы вернуться к нему снова спустя восемь с половиной столетий. По возвращении, то, что предстало перед аивлянами, потрясло их.
Если бы рядом оказался еще один корабль, на который Эльлия смогла бы эвакуировать свое многомиллионное население, она самоуничтожилась бы тогда же…
Спустя восемьсот пятьдесят аивлянских, или две тысячи пятьсот пятьдесят агарянских лет, Агар, как и рассчитывал Эвааль, был постиндустриальной цивилизацией. Но лишь технологически. В остальном же «Учитель» жестоко ошибся. Это был настоящий кошмар наяву.
Вскоре после того как «Учитель» оставил своих учеников, начатые им преобразования были форсированы императором, без оглядки на жертвы. Архафор — так звали императора — задумал в самые короткие сроки полностью индустриализировать Империю. Спешка была продиктована справедливыми опасениями Архафора перед соседями, которые, конечно же, знали о невиданных чудесах, что происходили в его землях. Соседи заключили против него союз, поклявшись встать плечом к плечу против «магии Красного Дьявола».
Ускоренная индустриализация неизбежно влекла за собой необходимость усмирения десятков тысяч недовольных, принуждаемых к каторжному труду. Кроме того, появились и такие, кто понимали, что очень скоро их самих и их детей пошлют на войну во имя Его Величества. Нужна была идеологическая поддержка, и таковая вскоре нашлась в лице духовенства одной из малочисленных сект, чья доктрина соответствовала целям императора и его клики как нельзя лучше. Проникшись идеями священников, Архафор дал секте статус государственной религии, дополнив число уже имевшихся семи Церквей (доктрины которых не отвечали новым требованиям государства) восьмой и сделал Азргона, своего старшего сына и наследника, ее первосвященником.
Очень скоро новая Церковь показала первые результаты. Одурманенные проповедью «святых отцов» и запуганные ими подданные стали являть образцы подвижнической покорности «воле Единого Бога» и Его Величества. Новые каменоломни, шахты, заводы росли как грибы после дождя; строились города, прокладывались железные дороги, росли армейские арсеналы, строился флот… Соседи оставили мысли о нападении и предались упадку и ожиданию неизбежного.
Когда на престол взошел Азргон — первый император-священник, объявивший себя Патриархом Единой Церкви Агара, началась война…
Вырвавшиеся технологически далеко вперед захватчики принялись истреблять целые народы, не пожелавшие принимать чуждую им религию и покоряться Императору-Патриарху, и вскоре на единственном на планете материке образовалось единое государство, Империя Агар.
В последующие за тем четыре столетия объединенная Империя достигла уровня цифровых технологий, но так и осталась при этом уродливой смесью монархии и садистской теократии. Одновременно с индустриализацией на Агаре укреплялся институт Церкви и власть Императоров-Патриархов. Все стороны общественной жизни целиком и полностью были подчинены Церкви и контролировались ее войсками и спецслужбами.
Террор и всеобщий страх отныне царили в этом мире. По учению Церкви, страдание и боль возводились в этом уродливом обществе в ранг добродетели и святости: чем больше человек страдал при жизни, гласили каноны агарской религии, тем большее вознаграждение ожидало его после смерти. Смерть представлялась последней возможностью дополнить собранную при жизни чашу страданий, и потому смерть мученика считалась «даром и милостью» всемогущего бога. Посмевших возражать против таких принципов мракобесы объявляли «грешниками» и предавали жесточайшим истязаниям с применением изощренных пыточных устройств, как нуждавшихся в особом «очищении».
Все восстания против власти изуверов и садистов подавлялись с крайней жестокостью. Незадолго до второго посещения Агара аивлянами Церковь даже применила против восставших «грешников» оружие массового уничтожения: «огонь божий» превратил в радиоактивные руины четыре города.