Рабиндранат Тагор

"Мой паланкин, для посторонних глаз стоявший на месте, отправляется в фантастические путешествия. Носильщики, возникшие по моему желанию из небытия и питающиеся плодами моего воображения, несут меня туда, куда зовет фантазия. Мы пересекаем далекие незнакомые страны, которым я даю названия, взятые из прочитанных книг. Мое воображение прокладывает дорогу через дремучий лес. Заросли сверкают глазами тигров, я, дрожа, замираю. Со мной охотник Бисванат; слышатся выстрелы его ружья. Бах! Бах! — и все стихает. Иногда мой паланкин превращается в большую ладью, плывущую далеко в безбрежный океан. Весла с легким всплеском уходят в воду, вокруг нас вздымаются волны. Моряки кричат нам: "Осторожно, шторм надвигается". У руля стоит моряк Абдул с острой бородой, с наголо обритой головою. Я знаю его, он привозит моему старшему брату рыбу хильса и черепашьи яйца из Падмы".

Через некоторое время, когда Роби еще не было семи лет, его приняли в другую школу, которая считалась образцовой, созданной по британским стандартам. Единственное, что запомнилось ему в этой школе, — это сквернословие одного из учителей, которое глубоко возмутило мальчика, да обязательное пение хором английской песни перед началом уроков, "по-видимому, попытка внести элемент радости в тягучую повседневность". Бенгальские мальчики не могли ни понять английские слова этой песни, ни запомнить непривычную для них мелодию. Единственная строчка из нее, которую Тагор мог вспомнить, представляла собой бессмысленный набор звуков.

В возрасте семи лет Роби написал свое первое стихотворение. Однажды двоюродный брат Джоти, который был на шесть лет старше, привел его в свою школу и предложил написать стихотворение, объяснив, что нет ничего проще: достаточно заполнить словами четырнадцатисложный размер, и слова превратятся в стихи. Так мальчик нетвердым почерком написал свои первые строки популярным в Бенгалии размером "пояр". "В этой четырнадцатисложной форме мгновенно расцвел лотос поэзии, и даже пчелы нашли на нем свое место". Мальчик, однако, был разочарован. Неужели поэзия — это только занимательное упражнение? "Однажды в нашем доме поймали вора, — рассказывал он потом в своих воспоминаниях. — Сгорая от любопытства и дрожа от страха, я отважился посмотреть на него. И я увидел, что это просто обычный человек! Когда же наш сторож не слишком мягко с ним обошелся, я почувствовал огромную жалость к несчастному. Подобное чувство я пережил в поэзии".

Однако опыт стихотворства оказался заразительным. Мальчик приобрел синюю тетрадь и стал записывать свои стихи. "Как молодой олень, который всюду бьет своими свежевыросшими, еще зудящими рогами, я стал невыносимым со своей расцветающей поэзией".

Окружающие старались поддержать способности мальчика и заставляли его читать свои творения по любому поводу. И он читал стихотворение, в котором сетовал, что, когда плывешь за лотосом, тот все дальше и дальше уплывает от тебя на волнах, поднятых твоим движением, и остается недоступным. Старшие улыбались и говорили, что у ребенка, несомненно, поэтический дар. К счастью или к несчастью, синяя тетрадь утеряна, и о детских творениях великого поэта нельзя написать ни одной диссертации.

Хотя мальчику недоставало общения с родителями и материнской ласки, его образование никоим образом не было пущено на самотек. Домашние занятия в значительно большей степени, чем школьные уроки, заложили в Роби основу его разносторонних интересов, а также сохранившееся на всю жизнь отвращение к "фабрикам обучения".

Каждый день был до предела насыщен уроками. Мальчика будили еще затемно и заставляли заниматься борьбой со знаменитым одноглазым борцом-профессионалом. Не успевал он закончить с борцовскими приемами, как приходил студент медицинского колледжа, чтобы преподать ему "учение о костях". Человеческий скелет висел на стене комнаты, и мальчику приходилось заучивать наизусть труднопроизносимые латинские названия разных костей. В семь утра появлялся учитель математики, и с грифельной доской в руках Роби начинал решать задачи по арифметике, алгебре, геометрии. Иногда проводились занятия по естественным наукам, сопровождаемые нехитрыми опытами, затем шли уроки бенгальского языка и санскрита. В половине десятого слуга приносил неизменное блюдо из риса, горох и рыбу с соусом, которая мальчику всегда казалась безвкусной. В десять его отправляли в школу.