Я глаз не сомкнул, пока не подошла моя вахта, зато стоило мне сесть на бамбуковую скамеечку у двери и закрепить страховочный конец, как я в ту же секунду уснул. Вдруг что-то меня разбудило, я открыл глаза и увидел летучую мышь, нет, сову, которая металась в воздухе вокруг "Ра", потом устремилась между вантами прямо ко мне, как будто задумала напасть на меня. Но эта ночная гостья скверно летала, она зацепила крылом ванту и упала на скамейку рядом со мной, не успев выставить ноги вперед. Бедняжка. Да ведь это голубь! Наш собственный окольцованный спутник! Адский гул беснующихся волн и хлопающего паруса спугнул его, он решил поискать себе другое убежище, не нашел, вернулся, увидел безлюдный мостик и, боясь одиночества в своей корзине на крыше, спустился к спящему вахтенному. До самого рассвета голубь сидел на вахте рядом с нами, и всю ночь ревущий океан беспрепятственно вторгался на палубу, бил в задний угол каюты и, обогнув ее, скатывался через борт впереди и сзади, так что на подветренный борт доходили только маленькие ручейки, они встречались у наших ног и тоже вливались в море.
Удивительное судно. Одно плохо: корпус его становился герметичным, как у обычной лодки, и вода не поспевала уходить через щели в днище.
На другой день ад продолжался. Смертельно усталые, мы бродили по колено в бурлящей воде, переносили кувшины с наветренной стороны, выбрасывали за борт разбитые амфоры, крепили расшатавшийся груз, натягивали ванты потуже, чинили парусину и ломали голову над тем, как снова сделать ладью управляемой. Она настолько отяжелела от воды и так сильно кренилась к ветру, что полная победа океана была вопросом времени, ведь дерево и папирус скрепляли только тонкие веревки, которые в любую минуту могли лопнуть от такой нагрузки. Толщина веревки, державшей папирус спиральными витками, составляла 14 миллиметров; каюту, мачту и мостик крепила к палубе сплетенная втрое, словно коса, 8-миллиметровая веревка. Индейцы отказались применить толстый трос. Не будь все суставы гибкими и упругими, океан разнес бы нас в клочья так же легко, как он ломает бревна и сгибает сталь.
В первый день шторма волны ничего не могли сделать с плавучей копной, она играючи уходила от всех ударов. Тогда океан пустил в ход другой прием. Он навалился на палубу всем своим весом и давил вниз. Наша осадка начала расти с угрожающей быстротой; во-первых, в длинном углублении между двумя главными связками залегли бесполезным грузом тонны булькающей морской воды, во-вторых, верхняя половина связок, которая до сих пор оставалась сухой и легкой, теперь тоже стала намокать. Скоро весь папирус сплошь пропитается водой и совсем отяжелеет. Каждому было очевидно, что мы тонем. Но никто не выказывал страха, все были полны решимости справиться с этой проблемой. У каждого были свои предложения, они обсуждались, потом единогласно отвергались. Мадани, который не ходил на "Ра I", отвел меня в сторонку и осторожно спросил, угрожает ли нам опасность. Услышав, что пока опасности нет, он снова расплылся в улыбке. Кей, стряхивая морскую воду со своей блестящей черной шевелюры, широко осклабился: он никогда в жизни не представлял себе, что бывают такие волны.
Благодаря плавучему якорю корма во всяком случае развернулась под острым углом к волнам. Убери его - и нас опять повернет так, что мы будем принимать волну всем бортом. Но зато плавучий якорь сковал нас по рукам и ногам, мы почти не трогались с места. Стоим посреди Атлантического океана и тонем, в 1900 морских милях от старта и 1300 милях от финиша.
Двое суток все наши действия сводились к борьбе за свою жизнь и спасение груза. Починить весло оказалось невозможно по ряду причин. По-прежнему нас штурмовали шести-, семиметровые волны, к тому же попадались и десятиметровые исполины. Сидя в каюте, я разрезал обложку одного блокнота и сделал из картона модель, изображающую лопасть, обе части сломанного веретена и мостик, показал две деревянные уключины, удерживающие установленное наискось весло вверху и внизу. Получалось, что, если прикрепить к лопасти верхний, более длинный обломок веретена, рукоятка дотянется до мостика. Мы так и сделали, придумав сообща хитрое устройство, которое позволяло рулевому, стоя в правой части мостика, крутить правое весло рукой, а левое весло поворачивать в одну сторону ногой при помощи веревки, в другую - рукой с помощью длинной бамбуковой палки. Чистая акробатика, причем дело осложнялось тем, что вахтенный должен был еще маневрировать шкотами паруса, закрепленными за перила мостика, потому что рулевые весла не всегда могли справиться с ладьей, так глубоко она осела. И когда "Ра II" не слушалась весел, а ветер и волны грозили развернуть нас боком, всю надежду мы возлагали на парус.