— У вас у самого довольно упрямый норов, мистер Джонсон. — Форд сделал отметку в досье. — Робот был запрограммирован на то, чтобы реагировать персонально на вас.
— Потом он стал меня передразнивать, — продолжал я, — а под конец совсем взял надо мной верх… И — только этого еще не хватало, — тут я почувствовал, что заливаюсь краской, — он начал строить куры девушке, которую я привел к себе домой!
Внезапно Форд откинулся на спинку стула, посмотрел на меня своими блестящими поросячьими глазками и начал испускать жирные смешки. Он весь трясся и, вынув из кармана платок, промокнул глаза. Я ждал, пока он кончит смеяться, и злился. Я и не думал, что все это настолько забавно.
Я так прямо и сказал:
— В тот момент мне было чертовски не по себе. Он в ее присутствии брал надо мной верх. Кстати, как это вы программируете, чтобы робот строил куры девушке? Ведь это бессмысленно! Какую же, черт возьми, программу вы умудрились в него ввести?
Произнеся эти слова, я понял, что к чему.
Понятное дело, Форд, восхищенный своей маленькой психологической шуточкой, пустился в объяснения. Я бы не смог его остановить, даже если бы попытался это сделать.
— Ну да, робот строил куры вашей девушке, — прокудахтал он. — Само собой, он возбудил в вас гнев и другими своими поступками — тем, что он передразнивал вас и садился в ваше любимое кресло, — так уж он был запрограммирован.
Когда медсестра Уильямс тестировала вас, она просто-напросто подсоединила Р/26/5/ПСИ к выходному отверстию и прямо передала ему вашу мозгограмму. Помните, как несколько недель назад вы мне скачали, что любите общество самого себя? Этот робот обладал почти точной копией вашего собственного мозга! Вы-то этого не знали, но робот должен был вывести вас из состояния апатии одной этой дьявольской идентичностью!
Я встал. Мне нечего было больше здесь делать.
Но, конечно, за Фордом осталось последнее слово.
— Как вам все это понравилось, мистер Джонсон? — крикнул он, когда я уже закрывал дверь. — Последние три недели вы жили в обществе самого себя!
Сколько стоит Руфь Вильерс?
В этот час зрителей было мало. У забора, отгораживающего прямоугольный участок каменистой осыпи, собралась лишь небольшая группка «стервятников». Сквозь сумерки мелкими каплями сочился легкий моросящий дождь, но и этого было достаточно, чтобы погасить энтузиазм большинства туристов, даже самых рьяных. Изредка щелкала камера, фиксируя на бромиде серебра изображение заброшенной ямы, напоминающей спуск в каменоломню на склоне холма, и ничем не примечательной, если не считать деревянного сарая, построенного вокруг выхода шахты на поверхность. Положив локти на новенькую ограду, я стоял там же, где и туристы, хотя в отличие от них имел право пройти туда и зайти в сарай, если мне захочется.
Но я этого не делал. Стоял снаружи, как будто я такой же турист. Спуститься в яму и войти в сарай, нарушив безлюдье обнесенного участка, — значило выдать себя. Зрители стали бы меня разглядывать, задавать вопросы, пока я спускаюсь вниз, и кто-нибудь обязательно опознал бы меня по фотографиям, публиковавшимся в газетах последние несколько месяцев.
Тогда они поймут, что перед ними человек, оставивший умирать Руфь Вильерс. Они дождутся, когда я поднимусь обратно, и в их лицах я прочту обвинение. «Убийца!» — будет клеймить каждый взгляд...
Шесть месяцев назад я спокойно сидел в своем кабинете — в достаточной степени удовлетворенный всем человек без особых проблем. Если память мне не изменяет, в тот день я занимался небольшим вопросом, касавшимся повышения Кредитной Значимости местного водопроводчика. Моя работа как раз и состоит из подобных случаев. Для того чтобы с ними справляться, достаточно иметь минимум здравого смысла плюс несколько лет опыта. Шесть месяцев назад я не считал свою работу тяжелой, но шесть месяцев назад я еще не повстречался с Руфь Вильерс. Собственно говоря, я до сих пор не видел ее в лицо, хотя очень хотел бы...
Водопроводчик в безукоризненно чистой спецовке сидел напротив меня и машинально мял в руках свою кепку, словно пытался отжать из нее воду.
— Мой доход за прошлый год, мистер э-э-э... — он взглянул на табличку на моем столе, — мистер Арчер, составил одну тысячу триста семьдесят кредиток.
Вид у него был несколько обиженный. Они все так выглядят. Стандартный прием моего типичного посетителя — этакое безнадежное выражение лица, как будто он один обречен на бедность в мире изобилия.
— Вы полагаете, вашу Кредитную Значимость надо повысить? — спросил я, прекрасно зная, что именно так он и полагает, но шесть месяцев назад мне еще доставляло удовольствие наблюдать, как люди вымучивают из себя ответ.
— Да, — ответил он робко и в то же время агрессивно, словно загнанная в угол овца.
Я придвинул к себе его дело, раскрыл и нарочито неторопливо надел очки. Насчет дохода он был прав. Черным по белому — 1370 кр. В полном соответствии с документами Налогового Управления.
Я взял шариковую ручку и еще раз пересчитал сумму.
Значимость по заработку, соответствующая