Р. Говард. Собрание сочинений в 8 томах - 5

Иван Конашевский, руководивший боем с крыши третьего от края города здания, уже понял, что без мощной лобовой атаки ему не удастся выбить афганцев из сада у самых стен Шализара. Казака раздирали сомнения: продолжить обстрел противника, рассчитывая изрядно потрепать и обескровить его, было соблазнительно, но оставлять многочисленный отряд в непосредственной близости от города на ночь было рискованно. Обреченные гильзаи могли под покровом темноты предпринять решительную атаку. А кроме того, Иван не был уверен в том, что афганцам на помощь не подойдут другие отряды. Тогда ему пришлось бы действовать на два фронта, отправив немалую часть своих подчиненных оборонять лестницу, ведущую на плато. К тому же какое-то чутье подсказывало ему, что опасность может исходить и от Гордона, который хоть и был накрепко заперт в башне, все же мог каким-нибудь дьявольским маневром перехитрить оставленных на страже стрелков и устроить какую-то гадость в тылу. Конашевский, опытный, храбрый солдат, не боялся встретиться с американцем в поединке один на один, но его изрядно беспокоило то, насколько падет моральный дух его солдат, если они вдруг обнаружат, что небезызвестный им Аль-Борак в очередной раз обвел вокруг пальца их командира и подтвердил таким образом приписываемое ему магическое бессмертие. Хватит и того, что один раз он уже сбежал из дворца, при этом основательно заехав Ивану по физиономии, затем расправился с обезьяной, сумел вновь вернуться во дворец и убить шейха (о чем, признаться, Иван не сожалел). Хватит подвигов на долю этого американца. Гораздо спокойнее чувствовал бы себя Конашевский, если бы твердо знал, что Гордон ни в чем не сможет нарушить его планы. А планы эти он должен был увязывать еще и с тем, что его подчиненные, хоть и истинные фанатики-убийцы, не были настоящими солдатами, подготовленными к длительной обороне. Чтобы приободрить их и — упаси Бог — не дать им пропустить афганцев в крайние дома города, откуда тех будет выбить куда труднее, чем из сада, он уже распорядился выдать исмаилитам виски и первую порцию гашиша.

Итак, вопреки всем правилам тактики и его собственному опыту, Иван решил отказаться от долгого, многочасового обстрела противника с целью нанесения ему возможно большего урона и немедленно штурмовать вражеские позиции — пусть и ценой намного больших потерь со своей стороны. Пример гильзаи, стремительно захвативших этот сад, показывал, что невысокую изгородь и узкую полоску деревьев невозможно удержать, если противник действует быстро, внезапно и численно значительно превосходит обороняющихся.

Оставив на крышах и в окнах домов несколько десятков стрелков и приказав им вести как можно более плотный огонь, чтобы Бабер-хан не заскучал, а его солдаты не смели высунуться из-за стены, Конашевский собрал основную часть своих боеспособных воинов — человек четыреста — на сравнительно просторной площадке между третьим и четвертым зданиями вдоль главной улицы с восточной стороны, куда не залетали шальные пули отстреливающихся афганцев. Он отрядил сотню бойцов под руководством самого надежного из офицеров и приказал им обойти противника с востока, чтобы в нужный момент ударить по нему с фланга. Сам же казак повел за собой остальные три сотни обкурившихся, изрядно выпивших исмаилитов в лобовую атаку — прямо по центральной улице, в направлении юго-западного угла занятого афганцами сада, Казак понимал, что стены домов будут прикрывать его подчиненных до последних сотен футов и лишь после этого его люди попадут под огонь противника. Он отдавал себе отчет в том, что, преодолевая это открытое пространство, его отряд понесет большие потери. Тем не менее он рассчитывал, что, несмотря на все усилия стрелков-гильзаи, достаточное количество шализарцев сумеет добежать до ограды и выбить засевших за ней афганцев. А потери… человека всегда можно заменить. Жизнь в этих горах никогда не была чем-то священным, и правители здесь сорили жизнями подданных, словно мелкой разменной монетой. Иван был готов пожертвовать тремя из каждых четырех своих бойцов ради достижения полной, безоговорочной победы над вторгшимся в его владения противником.

По знаку Конашевского двенадцать монголов протрубили в гигантские бронзовые трубы сигнал к атаке. Этот страшный рев буквально оглушил Гордона и вазиров, как раз в этот момент подобравшихся к неохраняемой западной стене египетского сада. Вазиры как раз наводили винтовки на спины исмаилитов, сидевших у восточной ограды, обстреливающих занятый афганцами сад и слишком занятых этим делом, чтобы думать о чем-либо еще. На миг этот чудовищный рев парализовал вазиров, а в следующую секунду прямо за сигналом послышался многоголосый вой толпы и из промежутка между двумя крайними домами на открытое место перед входом в сад хлынул поток разъяренных, разгоряченных наркотиками и алкоголем, увешанных оружием людей.