– Еще одно! Не вступайте в словесные перебранки или физический контакт с представителями корпораций. Нас будут провоцировать. Возможно, нас попытаются вернуть на рабочие места силой. Не поддавайтесь, это даст им возможность превратить нашу забастовку в выступление гопников. Они ничего не смогут сделать. Нас гораздо больше. К трем часам дня эти улицы будут наши!
По просьбе Загорецкого я пересчитал собравшихся по головам. Нас было сто двадцать семь человек. По команде мы начали медленно подниматься по лестнице. Загорецкий выдвинулся вперед и пошел ко входу в офис. Навстречу, в сопровождении трех охранников, шла Войлокова, руководитель HR. Не доходя до Загорецкого, она начала верещать, презрительно скривив рот:
– Руководством компании «Крахт Тойз» я уполномочена заявить, – в ответ раздался свист, брань и советы заткнуть рот тем органом, который когда-то дал старт ее карьере. – Я уполномочена… я требую, чтобы вы вернулись в офис! Всем присутствующим будет засчитан прогул, а тем, кто не вернется на рабочие места до семнадцати ноль-ноль, грозит увольнение! – продолжала она визжать. Охранники переминались с ноги на ногу, поигрывая дубинками. – Это требование корпорации!
– А вот наши требования, – спокойно ответил Загорецкий и протянул ей листок с символикой Фронта.
– Что это?! Я не буду это читать!!!
– Вам это читать и не положено! – Толпа за спиной Загорецкого разразилась хохотом. – Передайте требования руководству компании. Мы ждем ответа от картеля до девятнадцати часов сегодняшнего дня.
Войлокова вспыхнула, схватила листок и засеменила обратно, круто виляя необъятными бедрами, что по достоинству было оценено присутствующими (крики, свист, далее нецензурно).
Тем временем из окон офисов выглядывало все больше любопытных. Некоторые пытались фотографировать нас, иные махали руками и одобрительно свистели. На двадцать третьем этаже из двух окон развернули импровизированный плакат, сделанный из склеенных листов бумаги. Красным маркером на нем было выведено – «FUCK КАРТЕЛЬ!», а сбоку значок Фронта. Увидев плакат, мы захлопали и принялись скандировать лозунг. Чувство единения было таким сильным, что я стал подумывать, не закончится ли все это штурмом офиса?
Минут через двадцать плакат исчез. На всех этажах закрыли окна и задернули жалюзи. Многие из нас связались с коллегами и от них узнали, что в здании было объявлено «штормовое предупреждение». После получения такого предупреждения офисные службы обязаны были проследить за тем, чтобы все окна были закрыты, а электроприборы отключены. Что ж, на этот раз они попали в самую точку. Шторм действительно начинался. Охрана взяла под контроль окна, выходившие на площадь перед подъездом. Те, на которые хватало людских ресурсов. По слухам, началось даже запугивание сочувствующих.
«Штормовое предупреждение» получило обратный эффект. После того как
В два с чем-то приехало телевидение. Нас снимали, у нас брали интервью. Загорецкий зачитывал требования профсоюза. Первые сюжеты вышли в эфир в четырехчасовых новостях. О начавшейся забастовке пока говорили как об «акции протеста», организованной «немногочисленными недовольными клерками» в разных городах России. Репортажи носили скорее шутливый характер. Так говорят о сбежавших из зоопарка бегемотах или прыжке с моста очередного городского сумасшедшего. Пока еще наша акция веселила обывателей. Они не понимали или не хотели понять истинных масштабов движения. Массмедиа продолжали заниматься тем, чем привыкли – снимать очередную «Смехопанораму». Они думали, что все происходящее на улицах умещается в рамках еженедельной программы «Голые и смешные» или «Снимите это немедленно». Но масштабы, которые начала обретать забастовка, уже превысили формат передачи «Скандалы, интриги, расследования». Не было необходимости показывать «все, что скрыто». Все было очевидно. Улицы перекрашивались в другие цвета. Темный низ – белый верх. Мы строго блюли корпоративный дресс-код.