Quantum compita

Слой четвёртый. Закрытое пиратское сообщество. Пока отмечены четыре класса: пленные моряки и портовые забулдыги, захваченные гражданские и их семьи, мятежные каторжане, мятежные моряки. Простая общность интересов – все в одной лодке, штормы, встречные корабли не станут разбираться, кто есть кто. Единая цель – дойти, наконец-то, до какой-нибудь земли и уйти, куда глаза глядят от всех этих рож.

Слой пятый. Мировоззренческий.

Мятежные моряки занимают привилегированное, но не главенствующее положение. Нетривиальная особенность сообщества – второй по значимости класс не стремится к власти, его положение гарантировано правящим кланом и уникальными морскими навыками.

В правящем клане отчётливо проявляется оппозиция, что очень необычно, на власть совершенно не претендующая. Оппозиция стихийная или природная, некое проявление духа хаоса и анархии в вечном противостоянии началу порядка. Неждан и Плюшевый просто делают, что считают правильным, как это нравится им самим. Причём, оба учитывают позицию остальных и стараются никому не мешать, что, по их мнению, даёт им право без эмоций устранять помехи на своём пути к самим неведомой цели. Возможно, звучит излишне поэтично, только они и вправду, кажется, законченные романтики.

Их присутствие в клане более чем оправдано и полезно, их особенности эффективно используются руководством, что в дальнейшем должно привести к непредсказуемым побочным результатам. Впрочем, Полю Головне, Люту, одному из главных идеологов клана, всегда нравилось играть с огнём.

Ситуация в развитии.

Сталкеры ищут и находят свои роли в общей игре, например…»

* * *

Квантум. «Бродяга».

Неждан прав, мысли сходятся не только у идиотов и гениев. Руда осознавал это очень хорошо, отменив обсуждения и мозговые штурмы – они и так думали об одном и том же. Только на эту тему лучше думать в одиночестве и решения принимать самостоятельно.

Мысль простенькая – все они скоро погибнут. Пусть удались мятеж, грабежи и бегство, да и то, за них пришлось платить жизнями. И даже это по большому счёту неважно – они все до единого обречены – как сказал Джим, океан это надёжно гарантирует.

Но вот выводы сталкеры делали разные, и каждый принимал свои решения. Начнём с Черныша, ему, если не считать Неждана и Плюша, было проще остальных. Если двое простецких отморозков естественным для себя образом решили разделить со своими ребятами любую судьбу, какой бы она ни была, то студент филолог вспомнил, что он в недавнем прошлом боец-контрактник.

По сути со времён контракта в его жизни почти ничего не изменилось – тогда, как сейчас, он не сомневался в собственной гибели. Он и на корабле дураков так же уверен, что смерть его будет бессмысленной, но как и на войне он обязан сделать всё для того, чтобы она не стала дурацкой.

Прежде всего, следовал вывод о насущной необходимости работы с молодыми. Такие ребята своей дуростью обычно сперва подводят в «безвозвратные» двух-трёх опытных бойцов и лишь после этого готовы загнуться от первой же пули.

Единственный способ избавиться от дури – не оставлять ей времени, нужно чтоб духи любую свободную секунду использовали по прямому назначению – на сон, и чтоб секунд этих им выпадало бы как можно меньше, в идеале – вообще бы их не оставалось, а то ж им по любому снится всякая хрень неуставная! Черныш знал это не понаслышке, то есть по себе, и даже не столько по воспоминаниям о военной юности, сколько по своему сокровищу, Гарри Весельчаку.

Все его неприятности, по мнению Черныша, проистекали от излишков свободного времени, живости характера и своеобразного чувства юмора. Этот остряк ударившего его маму пьяного кэбмэна охреначил доской по тупой башке, привязал оглушённого мужика его же ремнём за руки к колесу его же кэба, а под хвост его же лошади запихал пук тлеющей ничейной соломы. Мужик к веселью окружающих быстро пришёл в себя, но, судя по воплям, радости ему это не принесло. Кэбмэны, вообще, не любители быстрой езды.

Эту забавную шалость Гари на суде особо в укор не ставили, однако ему не следовало топить хозяина трактира в пивной бочке, когда тот полез проверить её содержимое, дабы уличить Гари в присваивании средств, он там прислуживал. Служил до самого ареста – подогнул трактирщику ноги, чтоб наружу не торчали, крышкой закрыл и разливал пиво посетителям из той самой бочки, когда его пришли брать за совсем уже полную чушь.

Снова связался с хамом, тот гад просто обязан был одарить Гарри парой пенни, раз уж бросил ему под ноги швартовый! Ну, нет, так нет – пацан ловко поставил жлобу подножку, и когда тот грохнулся мордой об пирс, привязал хама за ноги к кнехту, а за руки к швартовому канату. И шхуна-то была с виду маленькая, и гад попался толстый, кто ж знал, что скоро отлив?

Потому настояниями Черныша его Гарри каждую минуту самообладания, буквально, вместе со всеми тянул носок, печатая строевым по палубе, выстаивал часы в караулах, падал на «лечь» и подскакивал на «встать» без счёта по мановению инструкторского стека, обдирал ладошки на рангоуте и скрипел зубками под линьками.