Q

Мне хватает нескольких слов, чтобы дать ему от ворот поворот:

— Пусть говорят безумие и безнадежность: только это нам и остается!

Это окончательно гасит его страсти. Он застывает, как статуя, все глубже погружаясь в мрачную пучину отчаяния, полностью поглотившую его. Он понимает, что огонь Еноха спалит всю эту равнину.

ГЛАВА 21

Лейден, 20 сентября 1533 года

— Вот улица, которую вы ищете, первая направо. Тут уже невозможно заблудиться.

Мальчишка, провожающий нас, останавливается в ожидании пары-тройки монет и указывает на узкую улочку в конце квартала. Видно и невооруженным глазом, он едва не оцепенел от страха. Шепот, глаза опущены.

— Там работает мама, она не хочет, чтобы я шлялся где-то поблизости.

Он протягивает руку, чтобы забрать медяки. Ян Матис никогда не упускает случая высказаться:

— Величайшая награда ожидает тебя на небесах, — весьма торжественная сентенция.

— Однако, — добавляю я, выуживая флорин из кошеля, — мизерный земной задаток не принесет тебе никакого вреда.

Белобрысый парнишка пускается наутек, одарив нас светом беззубой улыбки, в то время как Ян Матис разочарованно смотрит на меня, не пытаясь удержаться от смеха:

— Нам необходимо приучать их к мысли о скором приходе Царствия Небесного с самых юных лет, как ты думаешь?

Возможно, именно мама нашего маленького провожатого приветствует нас в переулке. Светловолосая, как и он, со светлыми глазами, подведенными черным, она вольготно расположила свои сиськи на выщербленном подоконнике в окне на втором этаже. Не успели мы и повернуть головы, чтобы рассмотреть ее, как сверху послышались смачные звуки десятков воздушных поцелуев, адресованных, разумеется, нам. Как в портретной галерее благородного семейства, вожделенные и роскошные бюсты лейденских проституток, выставленные на самых разных уровнях в окнах домов, заставляют нас поворачивать головы то налево, то направо.

Хоть мы и отвлечены подобным приемом, нам не требуется много времени, чтобы обнаружить зеленую дверь, которая и была-то нам нужна. Это последний дом в переулке на углу с мостиком без перил, изогнувшимся над одним из многочисленных притоков Рейна.

Матис, высокий и сухощавый, просто сияет. На лестнице, ведущей на первый этаж, он хлопает меня по плечу и кивает:

— Среди шлюх и сутенеров, Герт!

— И среди пьяниц из кабака, — добавляю я с улыбкой, намекая на обстоятельства вербовки Герта из Колодца.

На этот раз нас приветствует и проводит в дом девушка полностью одетая, правда, не совсем так, как порядочная дама, собирающаяся за покупками.

— Вы ищете Яна Бокельсона, Яна, или Иоанна Лейденского, не правда ли? В настоящий момент он не может…

— Пусть заходят! — Ее прерывает крик из конца коридора. — Разве ты не видишь, это пророки? Ну, заходите, заходите!

Голос низкий, роскошный, из тех, что начинаются в утробе и грохочут в горле. Без сомнения, он никак не соответствует сцене, открывающейся перед нами, как только распахивается дверь, из-за которой он исходит.

Нужный нам человек растянулся на коротком диванчике, одной рукой вцепившись в одеяло, другой — в собственные яйца. Он обнажен до пояса, вся грудь щедро намазана маслом. Женщина, тоже наполовину обнаженная, держит в руках бритву и активно лишает его волосяного покрова на щеках.

— Вам придется извинить меня, дорогие друзья. — Его голос звучит почти издевательски. — Я не хотел заставлять вас ждать слишком долго. В нашей прихожей, как правило, не слишком людно.

Мы представляемся. Матис выжидает момент, потом осматривается по сторонам:

— И это твоя работа?

— Я берусь за любую работу, от которой не потеют. — Ответ готов немедленно, как реплика актера на театральных подмостках. — Я, безусловно, отрицаю грехопадение Адама, как не принимаю и все последствия, которые из него вытекают. Когда-то я был портным, но вскоре забросил это неблагодарное занятие. Сейчас я играю на площадях библейских героев.

— А, значит, ты актер!

— Актер — не слишком точное определение, друг мой: я не твержу зазубренную роль, я вживаюсь в нее.

Он выхватывает из таза губку и вторично покрывает себя мылом. Он подскакивает с дивана, решительно покончив с тем, чем занимался между ног. Его лицо — маска скорбного смирения, взгляд направлен прямо мне в глаза:

— «Господу сказал ты ныне, что Он будет твоим Богом, и что ты будешь ходить путями Его и хранить постановления Его, и заповеди Его, и законы Его, и слушать гласа Его».

Девушка воодушевленно хлопает, зажав груди локтями:

— Браво, Ян! — Посмотрев на меня: — Разве это не великолепно?

Царь Давид отвешивает глубокий поклон. Из коридора раздаются странные звуки: шум падения, вопли, приглушенная ругань. Вначале наш Ян, кажется, не придает этому значения, полностью сосредоточившись на личной гигиене. Затем что-то заставляет его вскочить, моментально включившись в действие, возможно, крик «Помогите!», прозвучавший громче остальных или просто более убедительно. Он хватает бритву и вылетает из комнаты.