Он заговаривает первым, и в тоне его голоса звучит нечто среднее между ложной скромностью и недоверием:
— Я не слишком разбираюсь в вопросах религии. Объясни мне, зачем Риму понадобилось внедрять шпиона в баптистскую общину в захолустном городишке на севере?
Мысли формулируются, когда я уже выпаливаю ответ:
— Возможно, потому что этот захолустный городишко на севере становился маяком для анабаптистов всего мира. Возможно, потому что эта община наподдала под зад господам и подняла народ там, где никому прежде не удавалось этого. Возможно, потому что кто-то весьма дальновидный, там, на юге, при дворе папы, понял, чего они добились.
Гоц качает головой:
— Нет, что-то не вяжется: у кардиналов масса других проблем, о которых им надо думать.
— Они должны думать о том, как защитить свою власть.
— А почему же тогда они не оторвали яйца лютеранам?
— Потому что лютеране могут оказаться отличными союзниками против восстания обездоленных. Кто резал крестьян во Франкенхаузене? Католические и лютеранские князья плечом к плечу. Кто предоставил мюнстерскому епископу пушки для возвращения в город? Филипп Гессенский, почитатель Лютера.
— Нет, нет, не верится. Лютер обанкротил папу, выставил его пинком под зад из Германии, имущество церкви было отчуждено в пользу немецких князей…
— Гоц, чтобы поддерживать арку, нужны две колонны.
Бывший купец задумывается, потом косо смотрит на меня:
— Противники, и вместе с тем — союзники. Ты это имеешь в виду?
Я киваю:
— Тайный агент, действующий на территории империи. С какого времени?
— Больше десяти лет, как мне говорили.
И вновь то же мрачное предчувствие, страшное давление, буквально разрывающее глаза.
Мецгер, Нимансон, Йост, Букбиндер, Лот.
Все и один. Те, которыми был я.
Все и один. Каждый человек.
Человек из толпы. Замаскировавшийся внутри общины. Один из наших.
— «Ибо всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно или худо».
Гоц в недоумении:
— Что ты имеешь в виду?
Давление ослабевает, предчувствие выливается в слова:
— Это последний абзац
Эстуарий, насколько хватает взгляда, все расширяется, а корабль быстро скользит к морю, уже виднеющемуся на горизонте. Рассвет рассыпает свои лучи в зеркале воды прямо перед нами, освещая наш путь.
Море. Элои был прав: оно дарит ощущение свободы, отрывая от берега, притягивая взгляд к бесконечному множеству волн. Я никогда не плавал в море: возникает странная тревога, даже опьянение, притуплённое лишь размышлениями прошлой ночи.
Экипаж состоит из рулевого и шести матросов под началом капитана Сайласа — все англичане, уже работавшие с Гоцем, которым мы можем безоговорочно доверять. Они говорят на своем странном языке, из которого я уже научился понимать некоторые чаще всего встречающиеся выражения: междометия и основные ругательства.
Я прибыл в Антверпен с мыслью уплыть в Англию и больше никогда не возвращаться. Сейчас я собираюсь вести там дела. Все меняется самым непредсказуемым образом: вчера я был оборванцем, преследуемым полицейскими ищейками, сегодня — уважаемый торговец сахаром, застраховавший свой груз и корабли на пятьдесят тысяч флоринов.
Оглядываюсь назад — второе судно следует за нами на расстоянии в четверть мили. Его ведет помощник Сайласа, молодой валлийский буканер,[44] уже побывавший во всех Индиях[45] и гораздо дальше.
Торговец Ганс Грюэб собирается продать сахар в Лондоне. Плоские острова Зеландии, земли, вырвавшейся в море якорными мысками, протянулись впереди, заселенные толпой чаек. Постепенно они все сужаются и сужаются. А Северное море обнимает их своей умиротворяюще яркой синевой, темной, как мысли, беспорядочно толпящиеся в голове с прошлой ночи.
Невероятная история Лазаря Воскресшего заставляет меня постоянно возвращаться к воспоминаниям о Мюнстере, возможно, ставшим более живыми после моего рассказа Элои.
Всегда один и тот же вопрос: кто? Кто был тем шпионом? Кто с самого начала работал на папистов? Кто внес деньги на благо общего дела, чтобы быть принятым в среду возрожденных?
Кто?
Кто был тем подлецом?
В памяти пробегают лица, места, события. Мой приход в город, встреча, баррикады, а потом бред, сумасшествие. Кто сделал так, чтобы все так кончилось? Я уже говорил Элои. Все мертвы. Никто не выжил. Только Бальтазар Мерк и его друзья. Крехтинг-младший? Не может того быть!
Но это лишь возбуждает самые худшие подозрения.
Один из нас. Союзник. Сумевший добиться доверия. И отправить всех на бойню, как только пришел подходящий момент.
Письма.
Письма магистру Томасу.
Шпион, действовавший еще до двадцать четвертого года.
В Германии.
Некто и никто. Каждый человек.
Франкенхаузен. Мюнстер.
Одна и та же стратегия. Одни и те же результаты.
Один и тот же человек.
Коэле.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Благодеяние Христа