Q

Элои поднимается и отходит на несколько шагов от киоска с сосисками и большого серого здания, потом возвращается и садится на ступеньки.

— Что у тебя на уме?

Он смотрит на голый фасад, массивный деревянный портал:

— Убить Зверя. И получить уйму денег.

* * *

Вдоль пристани со множеством пришвартованных судов, привязанных к столбикам, торчащим из стоячей воды, по одному ответвлению запутанного лабиринта из гниющей воды и дерева я почти бегу, чтобы не отстать от Элои, постоянно ускоряющего шаг.

Перед нами — маленькое торговое судно, пузатое и неуклюжее: вместительный трюм, две высоченные мачты, маленький кубрик на полуюте. На носу корабля птица с развернутыми крыльями, давшая кораблю название: «Феникс».

— Лодевик Пруйстинк!

Приветствующий нас человек перегнулся через ограждения капитанского мостика: седые волосы и борода, рябое лицо со следами давней оспы, маленькие бегающие глазки.

— Полниц, маг числа!

Элои хватается за ограждение трапа и одним прыжком оказывается на борту. Я следую за ним.

Элои обезоруживает его своей улыбкой:

— Гоц, это Лот, выбирающийся даже из колодцев. Признанный мастер в искусстве выбираться из колодцев.

— Проходите, проходите, сюда.

Приходится нагнуть голову, чтобы зайти в кубрик. Стол на крючках, подвешенный к противоположной стене, два стула по бокам, скамейка, прибитая к полу. Свет исходит только из двери, в которую мы вошли, если не считать горящей на столе свечи.

Элои предлагает мне стул и присаживается на скамью рядом, Полниц — напротив меня. Он совсем не похож на моряка.

— Так, господа. — Он оборачивается к Элои: — Полагаю, нашему другу придется многое объяснить.

— Без сомнения. Но я привел его сюда потому, что это тот человек, которого мы искали.

Делаю умное лицо и жду.

Полниц вольготно разваливается на стуле:

— Тогда не будем терять времени. Ты знаешь, кто такие Фуггеры из Аугсбурга? — Его взгляд останавливается на мне.

— Какие-то банкиры.

— Банкиры. — Его глаза внимательно изучают меня, он уже знает, что будет мне говорить. — Позволь рассказать тебе одну историю.

Элои закуривает сигару и исчезает, замолчав и замкнувшись в себе, за клубами дыма.

Десять лет назад самым влиятельным банкиром Антверпена был конечно же Амброзий Хохштеттер, незыблемый как скала, твердолобый старикашка, доминировавший на рынке много десятилетий подряд. Каждый флорин, потраченный венгерским королем, Фердинандом, происходил из его сундуков, но в обмен на всю ртуть из Богемии, да и многое другое. Чтобы занять подобное положение, старый Амброзий много лет назад сумел продумать все на много лет вперед. Помимо понимания необходимости дружбы с Габсбургами, он понимал и то, что, если князья не предоставят ему концессии на использование своих полезных ископаемых и земель, монеты будут проходить через другие руки, более грязные и ловкие. Руки торговцев Антверпена. Поэтому он начал прибирать к своим рукам их сбережения: плоды торговли, деятельности мануфактур и всех сделок, крупных и мелких, совершавшихся в этом порту. Каждому, положившему к нему на хранение даже небольшую сумму, он гарантировал постоянные проценты. Одалживая деньги всплывающим на поверхность купцам, финансируя их деятельность, он получил такую власть над их состояниями, что никто в Антверпене и представить не мог, что однажды его сбросят с трона.

Гоц фон Полниц не отрывает взгляд от моего лица, чтобы удостовериться, что я не пропускаю ни слова из его истории.

— В 1528 году Хохштеттер еще был королем Антверпена, но у него возникли проблемы. Он был стар, почти ослеп, и многие за пределами этого города надеялись занять его место. В 1528-м Лазарь Тухер, купец родом из Нюрнберга, управлял скромным обменом товарами между Лионом и Антверпеном. Тухер был и состоятельным и способным, но не пользовался особой любовью Хохштеттера: а значит, понимал, что его делу не суждено развиться как следует. С весны того года именно из Лиона начали раздаваться голоса относительно реальной наличности, находящейся в распоряжении Хохштеттера. Старик оказался обложенным со всех сторон: люди требовали возврат значительных сумм, в то время как он предоставлял деньги торговцам, под грабительские проценты одалживал их Габсбургам, да и война за монополию на ртуть требовала больших затрат. Сбережения мелких торговцев и корпораций ремесленников Антверпена оказались безнадежно далеко — на кораблях, направляющихся в Новый Свет, при дворе Фердинанда и в шахтах Богемии. Невероятно, но факт: вскоре целая толпа стала требовать возвращения своих вкладов.

Гоц переводит дыхание, предоставляя мне возможность представить эту сцену, а потом продолжает.