Пытаясь проснуться

Константин Алексеевич сам хотел выбрать себе помощника. Он долго думал, смотрел, примеривался и в конце концов остановился на Виталии Аристарховиче. Именно Виталий Аристархович должен был носить искусственную руку, которую Пухлянов когда-то сам для себя сконструировал.

Виталий Аристархович был молодой, но очень опытной рукой. Он давно работал у Пухлеванова и знал старика Пухлеванова не первый год. Был он вдовец, и детей у него не было. Родители его рано умерли, и он вырос у Пухлеванова. Вообще-то Виталий Аристархович был грубоватым и несколько мрачным человеком, но к старику относился хорошо, считал его вспыльчивым, но отходчивым, и поэтому безбоязненно входил в комнату, где находился Пухлеванов. Рука всегда знала, что в этот момент она находится под особой защитой. Но после того как Константин Алексеевич обнаружил, что искусственная рука послушна только Ольге Павловне, а от Анны Сергеевны она упорно отказывается, он остановил свой выбор на Иване Никодимыче. Он считал, что Иван Никодимыч – человек честный и к тому же философ. Кроме того, между Иваном Никодимычем и Ольгой Павловной уже установилось нечто вроде телепатической связи. Когда Константин Алексеевич впервые заговорил с Иваном Никодимычем, он услышал следующее:

– …Все мы, дружок, подвержены старению. Только одни это скрывают, другие же с такой страстью бегут навстречу старости, что непременно попадают в беду. Ты, видно, из числа первых. По молодости лет ты не всегда можешь отличить правду ото лжи, добро от зла. И вообще в жизни много непонятного. К старости, дружок, ум проясняется, и тогда-то мы и понимаем многое. А то вот некоторые люди мечтают о том, что когда-нибудь ум у них прояснится. Не знаю, помогут ли тебе твои мечтания. Вернее всего, что не помогут. Ты попал в самую точку. Единственное, что я могу тебе сказать, это то, что мечты, дружок, должны быть иными, не столь приземленными. Сбудется мечта – и ты покойник. Не сбудется – сам виноват.

– Я читал, что один человек оживил свою жену при помощи магического квадрата. Но он сделал это нарочно, чтобы ее не обвинили в чернокнижничестве. Он знал, что тогда его привлекут к суду за разглашение оккультных тайн и за попытку обмануть бога.

– Ну, воскресить-то он ее не воскресил, а просто они развелись.

Коля Поленов почти каждый день бывал у старика. Он многому у него научился. Он знал теперь, что если на сапожника сердиться за испачканную рабочую одежду, то на Пухлеванова сердиться нельзя, потому что сапожник не мог создавать красоты, а Пухлеванов умел. И что нельзя разговаривать со стариком о смерти, потому что тогда сам же старик может умереть. А еще Коля Поленов узнал, что существуют клады, и даже не один, а много, и что зарыты они не только в земле, но и в душах людей. Надо только уметь их искать. За советом Коля часто обращался и к Ивану Никодимычу. И случилось однажды, что он почти разгадал тайну серебряного копытца, которое принадлежало Степану Матвеевичу Золотову, разбойнику и конокраду. Это копытце принадлежало самому Степану Матвеевичу, и было тому лет сто, если не больше. Когда-то его украли у самого барона Трикассе, и барон очень сердился. Степан Матвеевич тогда был еще молод, и на него не сердились. Потом он долго служил у купца Тетерникова, у которого была конюшня на всю Москву, и умер от холеры, не оставив наследников. Копытце перешло к Ивану Никодимычу, и он никому его не показывал. Точнее, Иван Никодимыч иногда показывал его одному своему другу, Елизару, которого он любил и считал образованным. Но друг почему-то не любил копытце и даже гнал от себя Ивана Никодимыча. А однажды, уже совсем позабыв о сапожном деле, он пришел к Ивану Никодимычу и сказал, что больше не может жить с сапогом на ноге, потому что сапог его душит. И он снова хотел уйти к купцу Трикассе, но Иван Никодимыч не дал ему этого сделать и устроил его к себе в сапожники. И вот однажды, когда товарищ пришел к Ивану Никодимычу починить ему башмаки, он увидел на полу серебряное копытце.

– Что это? – спросил он.

– К… А это я, дружок, для Елизара Ивановича копытце припас, – ответил Иван Никодимыч.

– Как же оно попало сюда?

– А это я, дружок, эксперимент провел. Хотел доказать, что у черта нет копыт, – ответил Иван Никодимыч.

– Да ведь это ж черт знает что такое! – воскликнул друг.

– А я, дружок… все черти как есть на своих местах. Я ведь, дружок, не какой-нибудь там… я – черт научный.

– Да ведь это ж немыслимо…

– А я, дружок, все возможное и невозможное сделал. Я даже сам себя чертом не считаю. Я – рядовой черт.

Что у Ивана Никодимовича на ноге копытце, Коля Поленов узнал случайно. Дело было летом, они с Константином Алексеевичем и Ольгой Павловной пошли на берег Люлеха купаться, и Иван Никодимыч зачем-то сбросил сандалии. А потом, уже на другой день, когда они снова шли купаться, он эту ногу выставил напоказ и все старался показать, что это у него такое было. Но все видели, что это обыкновенное копытце, и только Иван Никодимыч нимало не смущался и все пытался доказать, что это черт знает что такое.