Пыльца

Крекер потеет. Чихает. Но цель укоренилась, у него появился мотив. Пистолет лежит в его пальцах ровно и точно. Если бы он мог разорвать эту схему – пальцы, рукоятка, курок, свежая кожа молодой девушки! Может, тогда он стал бы свободен от всех проблем. Запах Персефоны кричит на него. Ее вонь заполняет подвал. Все, что ему надо сделать, – нажать на спуск, завершить эту историю. Белинда наклоняет край стакана. Крекер прыгает в воду, как небольшая бомба, и прорывается сквозь тяжесть воды к Белинде.

– Прошу, Белинда… не убивай себя!

Я еду на своей «Комете» в эту запутанную историю. 6:22. В новой карте даже время стало текучим. Старые правила отменены. Карта забита нарушенными дорогами. В тот день случилось двадцать пять аварий, порожденных новыми переплетениями корней города. Но я освободилась от этой структуры: я вела по Тени.

Между заводами бежит грязная дорога. По краям все спокойно и тихо. Заброшено и отдано призракам, но чем ближе я к центру затерянного промышленного города, тем больше этот город похож на Вавилон. К «Комете» бежит кричащая женщина: ее одежда разорвана, а лицо покрыто слизью. Я вывернула руль, чтобы избежать столкновения, и женщина отскочила от левой стороны капота. На несколько секунд упала на дорогу, но я не затормозила. Надо думать о дочери, теперь она – моя единственная цель. Бедная женщина, пошатываясь, встает. Я продолжаю свой путь, пока не въезжаю на открытое место между складами и хранилищами. Здесь разбит лагерь бродячих псов: хаос из куч костей, железных скульптур и вигвамоконур. Все вокруг покрыто блестящей глазурью носовых выделений, земля покрыта телами, женщина, обладательница титанической афро, помогает жертвам землетрясения. Должно быть, это Ванита-Ванита. Я остановила «Форд комету» и подошла к Ваните, которая пыталась дать стакан с чем-то одному из раненых. Собакомужик отказался, и тогда Ванита выпила сама и, нагнувшись, поцеловала пса, передав лечебную микстуру изо рта в рот. Я вынула пистолет из кобуры, но при виде этого акта милосердия он показался ненужной тяжестью в руке.

– Ванита-Ванита? – спросила я.

Она бросила на меня взгляд, полный покорности. Увидела пистолет и приняла меня за ту, кем я и была: за ублюдочного копа, за то, против чего она восставала всю жизнь. Я видела, как в ее глазах гаснет огонь бунта. Она посмотрела на склад, около которого стояли икс-кеб и раскрашенный фургон под названием Волшебный Автобус. Слово «Ботодом» над дверью частично затянули цветы, и казалось, что там написано Бо д… Все здание было покрыто зеленой сетью цветов. Эфирное перо взлетело с крыши, и я почувствовала Тень Белинды, борющейся с соблазном.

Время стремилось к законченной системе, и утренний воздух был наполнен желтой жарой, пыльцой и соплями.

Я вжала палец в интерком на двери. Металлический собачий голос ответил:

– Кто здесь?

– Полиция, – сказала я. – Открывай давай.

Главный вход раскрыл обе двери, как неторопливый любовник. Невольный вдох – и я иду сквозь зону гостиной Ботодома. Меня тащит вперед злость, чувствующая Тень Белинды внизу, под полом. Там не все в порядке. Портье оказался лысеющим робопсом, затянутым в респиратор; он съежился за стойкой, вцепившись в копию «Дайджеста обнаженных сук».

– Чего надо? – прорычал пес.

– Ключ от подвала, пожалуйста, – ответила я, сверкнув значком.

– Подвала нет.

Я ткнула пистолет в рожу пса:

– Может, тогда выроем его вместе, сявка?

Пес-портье высунул длинный розовый язык из пасти, пытаясь глотнуть свежего воздуха. Оглянулся на дверь за лестницей. Левой лапой снял ключ со щитка за его спиной.

– То, что просила, – прорычал он.

Стоило отвести пистолет, как он выбежал за дверь на всех четырех. Когда я вставляла ключ в дверь под лестницей, я все еще чувствовала его зловонное дыхание, принесенное пушистым ветром. Я шла на запах Белинды.

Снизу послышался голос, мягкий и потный:

– Кто там в дверях?

– Никого, – крикнула я. – Просто твой оживший кошмар.

– Да ну! А конкретнее?

– Теневой коп Сивилла Джонс.

– Черт!

– Ну что, ништяк?

– Бля!

Внизу возникла паника.

Я иду по темным ступеням, две за раз, три за раз.

Радиоволны…

Цвета в черном воздухе, как отправленные сообщения. Лихорадочные запахи бьют в нос. Царапанье и дыхание. Отблески голубых огней передатчиков. Радужные красные перья летят по волнам паники. Темные ароматы. Сладость. Сладость и страх. Я растворялась в этих цветах. Провода и искры. Ритмы шестидесятых из радио. Мой взгляд проникает во тьму – и хиппи Гамбо собственной персоной встает с перьев.

– Ты арестован, Гамбо, – говорю я.

– Ну надо же! – отвечает он. – Ты в одиночестве, коп-леди.

– Где Белинда?

– Бог ее знает.

Он шагает ко мне, и его длинные, грязные волосы мотаются из стороны в сторону.

– Какая теперь разница? Ты что, не понимаешь, этот ебнутый мир уже разрушен. Что вы, копы, теперь будете делать? Арестовывать сны? – Гамбо засмеялся. – Реальности пиздец.

– Сейчас мне плевать на мир. Мне нужна моя дочь.

– Я ее тебе не отдам.

– В чем дело, Гамбо? Если действительно все кончено, против чего ты сейчас борешься?