— Признаться, я… Я ничего не решался планировать, но… У меня есть дом, который достался мне от дяди. Домик бедный и недостойный дочери его светлости, но пребывает в полном порядке, в жилом состоянии. Я надеялся поступить на службу в императорскую армию либо в армию его светлости, если его светлость позволит. Конечно, доход солдата невелик, но мои родители могли бы помочь мне на первых порах.
— Я слышал, ты учился в военной школе Кайтали.
— Да, милорд, это так.
— И можешь представить рекомендации?
— Могу, милорд.
— Что ж… Выпускник этой школы, к тому же с хорошими рекомендациями, может рассчитывать на что-то большее, чем положение простого солдата.
— Если лорду будет угодно.
— Хм… Значит, ты предполагаешь служить в армии и обеспечить моей дочери отдельный дом и своё приличное жалованье. Уже неплохо. И что же дальше?
— Я надеюсь в будущем подняться выше, сделать карьеру, если на это хватит моих способностей.
— Так. И чем бы ты хотел заниматься в будущем?
— Я хочу служить своей стране в любом качестве, в каком буду полезен. Но мечтал бы когда-нибудь в будущем работать при штабе. Разумеется, прежде того мне следует накопить побольше опыта на полевой службе.
Он мне определённо нравился, и чем дальше, тем больше. Мне пришлось по нраву то, как хорошо он сумел взять себя в руки и рассуждать об обыденных вещах в то время, как продолжал ожидать самых страшных наказаний за свою дерзость. Дерзость в местном понимании была чем-то намного большим, чем в моём родном мире. Там это мелкое баловство. Здесь может быть и преступлением, причём таким, которое достойно ужасающей смертной казни.
Он, пожалуй, напомнил мне меня же. Я был таким же, когда пытался устроиться в Империи. Чего мне было терять? Я требовал от жизни невозможного, потому что только невозможное могло дать мне шанс на выживание. Также и этот парень. По всему видно, что он не какой-нибудь мелкий мерзавец, корыстолюбец и честолюбец. Он действительно видит счастье в отношениях с моей дочерью и даже готов бороться за них. Готов ответить за свои стремления собственной жизнью. То, как он держится сейчас, определённо требует от него огромного мужества.
Это уже что-то.
— Согласен. Действительно. И ты считаешь, что сможешь сделать мою дочь счастливой?
— В каком смысле, милорд? — Юноша вдруг покраснел.
— В любом. Что скажешь?
— Я готов сделать всё, что смогу, чтоб она была счастлива. Всё, что от меня зависит. Уверен. Что мне это удастся.
— Ладно. А как ты смотришь, скажем, на перспективу повторного брака?
— Я даже не думал об этом. — Он позволил себе смущённую улыбку. — Странно было бы думать об этом, только-только начав мечтать о первой жене.
— Хорошо сказано. Но всё-таки — каково твоё отношение к повторным бракам?
— Ну полагаю, мужчина может взять вторую жену по согласованию с первой. Но зачем ещё одна супруга, если в семье уже есть взаимная любовь? Другое дело, конечно, если жена начинает болеть и ей трудно справиться с детьми, с хозяйством…
— Да, пожалуй. Так. Позови сюда Амхин.
— Слушаюсь, милорд.
Он уже вполне овладел собой — когда ставил бокал и когда открывал дверь, руки у него не вздрагивали. Зато дочка, вступившая в мою комнату, была белой, как хороший пергамент. Пожалуй, она даже способна была хлопнуться в обморок. Впрочем, мне не хотелось проверять. На меня она смотрела умоляюще.
— Так. Последний раз тебя спрашиваю, дочка: ты не передумала? Ты хочешь замуж за этого парня? Точно хочешь?
— Да, папа, да! Больше всего на свете!
— Ты должна понимать, что я не дам за тобой никакого приданого, кроме достойного поста для твоего будущего мужа — и дальнейшее будет зависеть только от его усилий. Разумеется, ты заберёшь с собой все свои вещи и личные средства. И в дальнейшем, если ваша семья покажет себя крепкой, когда появятся дети, когда мы привыкнем к тебе и отдадим тебе должное, — я смотрел на молодого человека, лицо которого вдруг озарилось такой надеждой, что теперь мне приходилось опасаться за его сознание, — возможно, дам вам что-то ещё. Деньги или имение, или дом в городе. Не знаю. На моё усмотрение. Но пока вам обоим не следует на это рассчитывать.
— О, папа! — со стоном выдохнула Амхин. И кинулась мне на шею. — Папа, папа… Я тебя обожаю! Ты самый лучший папа на свете!
Она целовала меня в щёки — я едва не выронил почти полный бокал и лишь с запозданием смог поставить его на стол. Сердце моё таяло. Пожалуй, даже если я не прав, уступив дочери, всё-таки оно того стоило. Такой восторг в её глазах, такое счастье, которое насытило воздух в комнате, словно ароматное облако, стоило даже ошибки. Тем более раз подобная ошибка не представляется мне фатальной. И, поскольку я высокопоставленный аристократ, могу позволить себе самостоятельный взгляд на любое явление жизни.
— И имей в виду, девочка моя. Если у вас не сложится… Нет, не возражай, это может случиться с каждой. И с каждым. В общем, если ты захочешь вернуться, знай — двери отчего дома никогда не закроются перед тобой. Ты всегда сможешь вернуться, если только пожелаешь. Я всегда буду на твоей стороне, доченька моя.