Пылающий Север

— Не в нынешней ситуации, когда перед нами в первую очередь стоит цель сохранить жизнь его величеству и доставить государя в столицы, не так это просто. Мы будем вынуждены продвигаться прежним темпом с соблюдением всех предосторожностей, а для начала пропустим эти отряды, арьергард и банду-другую шакалов, которые в этих краях тоже наверняка водятся.

— Шакалов?

— Я о мародёрах.

— Маловероятно, — отозвалась Аштия.

— Но возможно.

— Я не собираюсь спорить с профессионалами. Ваше слово — решающее, — обрадовал нас государь.

— Мы можем пока пообедать, — нетерпеливо предложил Ифшид.

— Но ведь для этого придётся разводить костёр, — сощурилась госпожа Солор. — Опрометчиво.

— Например, как давеча — в яме. Отыщем сухой валежник. Почему ж нет?

— Дым всё равно может быть, и такую ошибку уже не исправить. А если в яму начнёт насачиваться вода? Предугадать это невозможно.

— Согласен, — вмешался я. — Пожуём всухомятку, благо есть что. Не страшно. Воду будем искать вместе.

— Незачем искать. Вот там, — Аше показала рукой, — есть пруд. Пройдут вражеские отряды, и мы сможем её набрать. А пока обойдёмся припасённой.

Я с подозрением сощурился.

— Если прудик отсюда не видно, значит, он весь в ряске и рогозе…

— Не весь. Но почти, надо признать.

— Он может быть нездоровым… В смысле, вода дизентерийная.

— Ну кто тебя учил? Для того чтоб добыть чистой воды из испорченного источника, в десятке шагов от берега в подходящей низине копается яма. А дальше ждём, пока в ней наберётся нужное количество воды.

— Вода фильтруется сквозь землю, ну да. Только, получается, мы этим будем заниматься на открытой местности. На виду у всех.

— Не такая уж она и открытая. Вокруг озера высоченная трава, рогоз… Да и мы с тобой не великаны.

— Вернее сказать, я — не великан. Потому что всё сделаю сам. Ночью. Ничего, я буду осторожен. У меня ведь у одного есть камуфляж. — И я вытащил из сумки штаны и куртку в блёкло-бурых и зелёных пятнах. На охоту, в походы, на учения я всегда брал с собой эту одежду. Без неё чувствовал себя не так уверенно, как с нею, хотя надевал редко и больше для того, чтоб покрасоваться или поразить окружающих. Штаны-то мне, помнится, сшили без проблем, и выглядели они вполне консервативно. А вот с курткой получилось очень много мороки — как раз из-за её необычайного вида.

— Ты собираешься это надевать?! — охнула Аштия.

— Ну да. Для того и нужна одежда, чтоб её носить.

— Ужас какой…

— Зато никто не разглядит в зарослях.

— Может, никто и не разглядит, но на ней же совершенно никаких примет положения, рода занятий, принадлежности к семейству или хотя бы области! Ты в ней будешь как человек из ниоткуда, никто и ничто, и звать никак! Да, понимаю, тут на тебя особо некому смотреть, но мы же все тебя таким увидим, а это уже неприятно.

— Кому неприятно, а кому и пофиг…

— Что?

— Ты же знаешь, я без комплексов.

— Тебе довольно талантливо удавалось это скрывать последние двадцать лет. Всегда выглядел весьма респектабельно и уж точно не как человек из ниоткуда, никто и звать никак.

— За двадцать лет я научился мимикрировать.

В камуфляже было намного удобнее, чем в обычной местной запашной одежде, даже если она считалась походной. Может, потому, что своим привычкам и предпочтениям я потакал просто-таки бессовестно и до сих пор окончательно не привык. Мои люди уже давно отучились реагировать так, как отреагировала Аштия. Они привыкли к моим чудачествам, даже мой камердинер и личный слуга.

Отряды проходили долго. Я успел отметить, что конные действительно идут сплошняком, прикинул принципы маршевого разделения, но ничего больше. Зато Аше, похоже, подсчитывала даже примерную численность. Впрочем, ей не привыкать. От подзорной трубки она отрывалась лишь изредка, и при этом лицо у неё было озадаченное. Я не тревожил её вопросами: если будет что сказать, она скажет без приглашения. Но в путь мы решились отправиться только к вечеру, когда уже начало темнеть.

На открытом пространстве землю подгребала под себя багряная четвертьмгла, такая же обманчивая, как лесной ранневечерний полумрак. Однако здесь он был обманчив совсем по-другому. По логике, он должен был прятать в себе путников, в действительности же наоборот, как складка на сияющем атласе, выделял каждое постороннее движение с демонстративностью истеричной женщины. Даже ветер, кажется, затих лишь для того, чтоб выложить на земле несколько новых ловушек специально для нас. Мало ли, кто может наблюдать со стороны. В моменты безветрия даже травинку нельзя шевельнуть, чтоб это не бросилось в глаза.

Я предложил дождаться ночи, и моё предложение, бегло обсудив, отвергли. Я понимал тех, кто мне возразил. Это в пустоши было ещё светло. Глубина леса давно уже утонула в ночном сумраке и по крупинкам копила в своих недрах настоящую непроглядную тьму. Уже сейчас там трудно становится ориентироваться, а очень скоро мы не отыщем даже более или менее подходящую для ночлега прогалину. Просто не сможем её толком разглядеть.