– Некто Аннораттха... – немного удивился Малан-Тенгри горячности почтенного жреца. – Один из ваших воинов – такой умелец, такой боец! Представляете, наши быки его слушаются, что вызывает недоумение и одновременно восхищение этим молодцем. Да будет вам известно, госпожа, – поклонился он Кахатанне, – что быки скаатов славятся своим свирепым нравом и преданностью только одному человеку – своему хозяину, отчего их невозможно украсть с целью перепродажи.
– А дорого ли стоит такой бык? – спросила Каэ.
– Целое состояние, – не без гордости ответствовал князь. – В Аллаэлле за эти деньги можно купить либо хороший корабль, либо двухэтажный дом со всем необходимым.
– Вы же не собираетесь завести себе быка? – тревожно спросил Нингишзида.
Кто-кто, а он знал, чего можно ждать от неугомонной богини.
– Искушение велико, конечно. Но я постараюсь держать себя в руках, – пообещала она.
– Хотелось бы надеяться, – пробормотал кто-то.
Трое собеседников переглянулись между собой, затем взгляды уперлись в перстень на правой руке Интагейя Сангасойи.
– Да-да, и нечего так меня разглядывать, – заявил славный Ниппи, – почему у меня не может быть своего мнения?
... Возле дворца татхагатхи Каэ спешилась и тут же попала в мягкие и пушистые объятия Номмо, соскучившегося по своей госпоже сверх всякой меры.
– Я вас не вижу уже очень давно, – пожаловался он.
– Не клевещи на мои способности, – моментально надулся Барнаба, который топтался рядом в ожидании своей очереди. – Мы очень недолго странствовали.
– А мы с ребятами просто извелись за это время, – пожаловался маленький альв. – Надо было нам все-таки вместе отправляться в дорогу.
– Ах, Номмо! – воскликнула Каэтана. – На наш век дорог этих хватит с избытком. Идемте лучше завтракать – вот завтраков может и не хватить.
– Дельная мысль, – одобрил разноцветный толстяк. – Сразу видна хватка Богини Истины: а истина – в чем?..
– В вине, – ответила Каэ машинально.
– Совершенно правильно! – Магнус раскланялся со всеми одновременно. – Только необходимо уточнить, что не просто в вине, а в зеленом вине из подвалов нашего великого Тхагаледжи. И, предвидя возможные словопрения по этому вопросу, я нагрузил мальчиков, – тут он широко повел рукой в сторону Могаллана и То Кобинана, которые отдувались под тяжестью огромных бутылей в соломенной оплетке, – вином и другого сорта: исключительно сравнения ради, а вовсе не для питья, как опрометчиво могут подумать некоторые.
– Великая речь! – одобрил суровый Малан-Тенгри. – Из вас получился бы неплохой поэт, молодой человек.
– Грешен, грешен, – развел руками Магнус. – Чего скрывать? Конечно, я не Аннораттха, но тоже ничего себе стихотворец...
– А при чем тут Аннораттха? – подозрительно осведомилась Каэ.
– А мы с ним свели знакомство на днях – это новый паломник из земель скаатов, – пояснил Магнус. – Слово за слово, оказалось, что он и в магии смыслит, причем основательно, и поэзией не брезгует. Славный малый!
– И главное – везде успел, – пробормотала Каэ. – Ну что, пора и мне с ним познакомиться. Нингишзида! Ты его приказывал отыскать?
– Да, – мрачно ответил верховный жрец. – Только что-то без особого успеха.
– Ну так повтори распоряжение – пусть его пригласят к завтраку во дворец – не откажется же он, в конце концов.
Голос Каэтаны не звучал слишком уверенно.
Что-то подсказывало ей, что известного на всю Салмакиду Аннораттху ей увидеть не придется.
А Истина на то и Истина, чтобы не ошибаться, особенно в таких мелочах.
Жрец взмахнул кинжалом и одним длинным движением распорол тело, распростертое на алтаре, от яремной ямки до пупа. Жертва слабо дернулась, кровь широкой струей хлынула на каменные плиты, а из разверстой раны поднялось облачко пара.
Загрохотали барабаны, выбивая четкий ритм, и жрец закружился вокруг алтаря в безумной пляске. Он был еще совсем молод – не старше двадцати пяти, – и его смуглое, мускулистое, покрытое яркой татуировкой тело двигалось легко и свободно. Он был раскован и радостен, словно ребенок, он улыбался, и глаза сияли, как у абсолютно счастливого человека. Только руки, по локоть покрытые темной и густой кровью, – мощные руки убийцы – жили отдельной жизнью.
Несколько человек – воины и младшие жрецы, все сплошь юные, чуть ли не дети, – с восторгом следили за жрецом и за жертвой, которая сотрясалась в агонии на каменном черном постаменте.
– Приди, великое чудовище, и покарай своих врагов! Сразись во славу повелителя Мелькарта! – провыл жрец, кружась вокруг своей оси.
Он вращался все быстрее и быстрее, пока его тело не превратилось в своеобразный волчок – яркий и разноцветный. И метались в темноте старого храма пятна факелов – это спутники жреца и воины в страхе бежали от алтаря, ибо огромное изображение оскаленной пасти какого-то древнего, фантастического чудовища внезапно отъехало в сторону, открыв черный провал.