Пылающий мост (Кахатана - 4)

- Я не властен над этим миром, - сказал Джоу Лахатал. - Все, на что я здесь способен, больше похоже на фокусы, которые показывают в ярмарочных балаганах.

- Ну и фокусы не все умеют показывать, - успокоила его Каэтана. - Это тоже много, если разобраться.

- Застрянем мы тут надолго. Что говорят знатоки этого мира? - Рыжий бог полулежал на локте, перебирая пальцами траву.

- Ничего не говорят. Осматриваются и благоговеют.

- Так поторопите их. Пусть благоговеют побыстрее, а затем переправляют нас назад.

- Это невозможно, Змеебог, - произнес за спиной у Лахатала встревоженный Тотоя. - Этот мир отличается от прочих тем, что имеет собственный разум и свою волю. Когда-то он породил фенешангов; затем открыл им выход в другое пространство; а затем не принял их, когда они хотели вернуться. Он рождает живые существа, а затем расселяет их в соседних мирах... Он многое может, но никто не смеет указывать ему, как поступить.

Мешеде стоял на коленях перед кроваво-красным водоемом. Жидкость в нем пришла в движение, и теперь какое-то подобие волн пробегало по плотной и гладкой поверхности в разные стороны. Фенешанг, казалось, внимательно вчитывался в одному ему понятное послание.

- Он может и не отпустить нас, - внезапно забеспокоился Барнаба. - Мне придется вернуться в прежнее состояние, а остальные так и останутся бессмертным украшением этого пространства.

- Что ты несешь? - разъярился га-Мавет. - С какой стати ты паникуешь? Сейчас Мешеде договорится со своим праотцем, и мы отсюда спокойно отбудем. Зачем мы тут нужны?

- Здесь нет времени, нет жизни и нет смерти в строгом смысле слова, печально вздохнул Барнаба. - Лично мне здесь страшно, хотя ничего, кроме даровой вечности, нам не грозит.

- А каково времени почувствовать себя погруженным в чужую вечность? поинтересовался Арескои.

- Не спрашивай, - поморщился толстяк. Сунул было руку за пазуху в поисках медового коржика или спелой золотой хурмы, но не нашел. По каким-то своим личным соображениям этот странный мир счел нужным изъять у него сии предметы.

- А это уже произвол, - потускнел Барнаба.

Каэ заметила, что у него, в последнее время обретшего устоявшуюся внешность, снова стали расползаться к ушам глаза и колебаться на разной высоте брови. Толстяк развоплощался с катастрофической скоростью. Он поймал ее недоумевающий взгляд и виновато пояснил:

- Вочеловечение имеет свои недостатки, я осознаю себя и свои поступки, обладаю памятью и волей, зато я завишу от очень многих вещей. Будучи развоплощенным, я неуязвим и могуществен. Если я захочу избавиться от дружеских объятий этого болотца, которое себя как-нибудь очевидно именует, мне придется потерять теперешний вид...

- Этот мир называет себя Тайара, - торжественно объявил Римуски. - Он решил наградить Интагейя Сангасойю за все, что ей довелось пережить, и за все, что она сделала в сопредельных пространствах. Ему также по душе трое ее бессмертных спутников. И нам, своим блудным детям, он тоже выказал благоволение. Мир Тайара принимает нас и обязуется вечно сохранять в наилучшем состоянии, поддерживая нашу жизнь и молодость.

Лицо фенешанга выражало нездешнее счастье.

- Что с тобой, Римуски? - забеспокоилась Каэ. - Тебе плохо?

- Что ты говоришь, великая?! - испугался тот. - Я более чем счастлив. Предел мечтаний для любого из нас - вернуться на землю наших прародителей и остаться здесь навсегда, не ведая болезней, войн, несчастий, несправедливости и всех иных зол, которыми изобилуют прочие миры. Вдумайся, Каэ! Здесь нет боли, нет зла, нет ненависти, нет предательства....

- А что, - сказал Джоу Лахатал. - Это интересная перспектива. Я теряю свое сомнительное всемогущество, а обретаю то, к чему всегда стремился. Ведь все мы в конце пути видим именно эту цель: покой, мир, тишину, вечность.

- И никаких смертей, - мечтательно протянул га-Мавет.

- И никаких ошибок? - спросил Арескои.

- Конечно, никаких, - ответил Тотоя.

- Даже самых глупых и самых страшных?

- Даже таких, - кивнул головой фенешанг. - Мир Тайара дарует вам, каждому, именно то, о чем каждый всегда мечтал. И тебе, Барнаба, не придется развоплощаться. Ты, напротив, изменишься.

Каэ с ужасом посмотрела на толстяка. Словно в подтверждение последних слов Тотои, мир Тайара принялся за работу. Наверное, он был очень старым и очень сильным, этот мир, потому что даже Барнаба казался здесь маленьким и потерянным ребенком. А кто-то добрый и могущественный успокаивал его и вознаграждал за перенесенный страх: разноцветный толстяк, явившийся одним прекрасным днем к храму Кахатанны, внезапно вытянулся, стал шире в плечах и уже в талии. Ноги его обрели стройность, руки - силу. Волосы завились мелкими кудрями, а нос стал тонким, хищно изогнутым, пальцы удлинились, губы сузились, зубы стали крупнее и белее. И вот уже стоит перед Каэтаной незнакомый красавец и довольно-таки глупо таращится на своих друзей огромными голубыми глазами.

- Дайте мне зеркало! Дайте мне что-нибудь, чтобы взглянуть на себя!