Пылающий мир

— С тех пор, как мы прибыли на западное побережье, — говорит Жёлтый Галстук, — мы столкнулись с удивительной… удивительной… — Она моргает, — вещью. С удивительной вещью, — впервые её улыбка дрогнула, а на лице появилось беспокойство.

Голубой Галстук выручает её.

— Мы встретились с необычными неживыми людьми. Которые не… Которые подают удивительные признаки… — она кривится и опускает голову.

— Жизни? — подсказываю я.

— Мы столкнулись с неизвестными. Они ведут себя иначе. Мы не в состоянии предугадать их поступки, и это создаёт опасность.

— Аксиома хочет помочь, — говорит Жёлтый Галстук. — Мы хотим обеспечить безопасность этого региона и всего мира.

— Но это невозможно, пока они существуют, — говорит Голубой Галстук. — Невозможно обеспечить безопасность, когда здесь живут сотни тысяч неизвестных.

Наступает тишина. Жёлтый и Голубой Галстуки смотрят на меня с выражением боли на лицах. Какой абсурд, я понимаю, что смотрю на Чёрный Галстук и жду его предложений, но он всё так же немногим отличается от статуи.

— А что вы от меня-то хотите? — наконец огрызаюсь я. Будто игла звукоснимателя встаёт на дорожку — их улыбки появляются снова.

— Вы такой же, как они, — говорит Жёлтый Галстук, её ладонь опять скользит по столу, едва не касаясь меня. — Но вы другой. Вы влияете на них.

— Нет, я не влияю.

— Всем известно, что вы стали причиной этих отклонений, — говорит Голубой Галстук. — Неизвестные появились из-за вас.

— Я ничего не делал. Это просто случилось.

Жёлтый Галстук наклоняется близко-близко и пристально смотрит на меня.

Это значит, что пора перестать притворяться и начать быть честными друг с другом.

— Нам нужна ваша помощь, — мягко говорит она. — Мы хотим, чтобы все были в безопасности. Мы хотим навести порядок. Но общаться с этими необычными людьми очень сложно. У них неестественная устойчивость к нашей помощи.

Её лицо примерно в полуметре от моего. У неё большие умоляющие глаза. Я замечаю, что тональный крем покрывает всю её шею и ниже. Мне интересно, он покрывает всё тело полностью, придавая бронзовый оттенок грудям, покрытым сеткой вен, и смягчает её высохшие дырки? Из-под её воротника пахнет чем-то вроде перезрелого ананаса.

— Трупы знают, как пахнет смерть, — говорю я, пристально глядя ей в лицо. — Твой дешёвый парфюм не скроет этот запах.

Её лицо застывает на мгновение. Затем она расплывается в улыбке. Чёрный Галстук обходит стол и тычет проводом мне в шею.

— К несчастью, — говорит Голубой Галстук, пока я бьюсь в конвульсиях, — если вы сейчас не способны оценить плюсы работы с нами и риски в случае отказа, нам придётся вас заставить.

— Если во время нашего разговора вы вдруг решите принять наше предложение, — говорит Жёлтый Галстук. — просто скажите «да».

Боль от удара током довольно странная. Такое напряжение не способно причинить большого вреда, но мои нервы бьются в истерике. Мышцы закручиваются в узлы, кости сигнализируют мозгу, что они разрушены, а мозг жалуется на горячие угли и удары кинжалом. Но, когда Чёрный Галстук убирает провод, никаких повреждений не наблюдается. Как говорят в спорте: «Нет крови — нет фола».

Потрясающе.

Пичмены смотрят на меня и ждут. Я сижу на стуле, безучастно разглядывая комнату. Они хмурятся и Чёрный Галстук тычет проводом мне в горло.

Вены на моей шее вздуваются. Боль пронзает позвоночник, и я могу поклясться, что мозг поджаривается, как мясо в микроволновке. Я смотрю на эти страдания с балкона своего отеля, делая снимки фотоаппаратом с большим зумом. Боль реальна. Я понимаю, что я в агонии. Но мне всё равно.

Чёрный Галстук убирает провод, и Жёлтый и Голубой выжидающе смотрят на меня.

Я пожимаю плечами.

— Бесполезно демонстрировать свою выносливость, — с приклеенной улыбкой говорит Голубой Галстук. — Вы не переживёте нашу беседу. Она будет продолжаться до тех пор, пока не наступит один исход из двух возможных.

— Первый вариант — вы работаете на нас, — говорит Жёлтый Галстук.

— Второй — вы умираете.

Я снова пожимаю плечами.

— Я уже был мёртв. Это не так уж и плохо.

Теперь они улыбаются уже не так уверенно. Я наслаждаюсь тремя секундами своего триумфа, затем пичмены вскидывают головы и прислушиваются. Я слышу за стеной позади себя шум, грохот мебели, приглушённый крик. Пичмены неподвижно и бессловесно рассматривают меня, словно радостные манекены, и будто ждут чего- то.

Из-за стены раздаётся громкий стон боли, смешанный с яростью и возмущением.

— Пошли на хер! Пошли на хер, разодетые мешки с дерьмом! Перекачанные ублюдки!

Джули.

Я дёргаюсь под своими путами, пытаясь развернуть стул в другую сторону.

— Джули! Я здесь!

Снова вскрик. Теперь в нём больше боли, чем гнева. Ни слова.

— Что… с ней делают? — рычу я, и моё самообладание тает в приступе паники.

— Мы делаем ей аналогичное предложение, — говорит Жёлтый Галстук.

— Она тоже устойчива к боли? — спрашивает Голубой Галстук.

Крики Джули становятся всё громче и громче, а потом внезапно обрываются, переходя в плач.