В Оружейной повисла тишина. Приглушенные звуки Стадиона просачиваются сквозь стены как шёпот призраков. Я смотрю на лицо Россо, вижу, как под кожей на его щеках играют желваки, и моя уверенность куда-то пропадает. Он может быть сильнее, чем выглядит, он может быть мудрее Гриджо; быть более открытым, сердечным и дальновидным, но если он поначалу держал контроль над ситуацией, то теперь потерял его.
— Майор Кёнерли, — говорит он, не отрывая взгляда от Голубого Галстука, — вы и ваша команда можете подождать снаружи.
— Сэр, это…
— Если наши гости предпочитают вести дела тайно, как преступники, мы можем уступить им разок.
— Но, сэр…
Россо смотрит на Кёнерли и смягчается.
— Мы сами выбираем сражения, Эван. Но, если это возможно, мы выбираем не сражаться.
Кёнерли колеблется, потом отдаёт честь и разворачивается на пятках. Солдаты начинают выходить, но я понимаю, что не могу сделать ни шагу. В моей голове бьется настойчивая мысль, хотя я не уверен, что она принадлежит мне.
Это очень знакомый шёпот, но в моей голове побывало столько разных голосов, а я не силён в именах.
— Р, — говорит Россо. — Ты можешь идти.
— Нет, — отвечаю я.
— Иди, Р.
— Им нельзя доверять.
— Они не просят, чтобы им доверяли, — говорит Россо. — Они предлагают сотрудничество. И я решу, будем ли мы сотрудничать, когда услышу их предложение.
Меня одаривают тремя приветливыми ухмылками. Кёнерли берёт меня за плечо, но я не двигаюсь с места.
— Это просто встреча, — насколько я помню, он впервые обращается прямо ко мне. — Засекреченные встречи раньше были стандартной процедурой. — кажется, он скорее пытается убедить в этом себя, чем меня. — Шевелись.
Он толкает меня к выходу, и я иду, вливаясь в шеренгу остальных мужчин. В зеркале Рэндж Ровера я вижу, как Россо поворачивается к пичменам. Я вижу, как Жёлтый Галстук открывает папку. Я слышу приторную любезность в её голосе, стихающем за моей спиной. Я прохожу мимо оружия и внедорожников, пересекаю длинный темный коридор, и луна кажется очень маленькой, когда я выхожу наружу.
Кёнерли и его люди заступают на пост подле двери Оружейной, но я не могу ждать здесь вместе с этими безразличными столбами, пока мои мысли сражаются друг с другом. Я ковыляю в сторону пустых улиц. Город спит. Я одинок под жужжащими фонарями.
Мне надо выпить.
Глава 10
НА ПУТИ К САДУ я прохожу мимо квартиры Россо. Через окно я слышу голоса Джули и Норы — ритмы Живых, которые, как и музыка, однажды расшевелили меня. Я до сих пор удивляюсь тому, как легко они разговаривают, как плавно переключаются от одного говорящего к другому практически без перерыва в темпе и длинных неловких пауз, к которым я привык, но я больше не прихожу от этого в восторг, как раньше. Я продолжаю слушать, но не закрываю глаза и не начинаю раскачиваться в такт. В моей голове гудят шершни.
Хотя я был в Саду лишь единожды, маршрут через лабиринт фанеры разворачивается передо мной, словно я там частый гость. Я понимаю, что стою перед толстой дубовой дверью бара, но плохо припоминаю, как добрался сюда. С тех пор, как я был здесь в последний раз, нарисованные на двери жёлтые деревья немного осыпались. На алюминиевом сайдинге все ещё виднеются две вмятины размером с голову. На моем лице появляется довольная улыбка, но я одергиваю себя. Почему я так поступил? Чего я пытался добиться, разбивая Болту голову? Я вершил правосудие над человеком, пристающим к молодым девушкам, или это была реакция мозга на оскорбление моего друга — примитивный рефлекс, которым руководствуются как раз такие люди, как Болт?
Пока я стою и разглядываю дверь, она распахивается и въезжает мне промеж глаз. Я чуть не падаю с террасы.
— Ох, прости! — солдат, распахнувший дверь, хватает меня и придерживает. — Я не заметил… — он узнаёт меня. Отдёргивает руки, как будто я раскалённая плита, выпрямляется и молча уходит.
Я прислоняюсь к перилам, потирая лоб. Что я думал делать в баре? Завязать разговор с ребятами, поболтать о спорте и машинах, поднять в воздух кружки с пивом и заставить всех воспевать о противостоянии Их и Нас? Нет. Я не настолько амбициозен. Я пришёл сюда для того, чтобы отключить мозг.
Запрет Гриджо сняли, поэтому здесь довольно шумно, царит атмосфера веселья и, наконец-то, в стаканах не яблочный сок. Теперь бар снова выполняет свою функцию — здесь можно расслабиться и вспомнить, что жизнь — это нечто большее, чем тускло освещенная трагедия повседневной рутины. Тёплый пьяный свет в конце дневного туннеля.