— Нужно найти что-нибудь, чтобы потом обработать, а пока кровь немного остановится.
Ещё одна скоба.
— Дерьмо! — кричит М.
— Чёрт возьми! — кричит М. И так далее.
Я иду к окну и прижимаюсь лицом к стеклу. Соседнее здание и его улыбающийся рекламный щит заслоняют город, но можно увидеть узкие улицы внизу. Сотрудники Аксиомы выбегают из Башни Свободы кучей бежевых муравьёв, грузят ящики в машины, а людей — в автобусы. Эвакуация.
Порыв ветра ударяет в окно, и я чувствую сердитый толчок стекла.
— Нужно выбираться отсюда, — объявляю я комнате.
— О, ты так думаешь? — говорит Нора, устанавливая очередную скобу.
— Грёбаное дерьмо! — кричит М.
— Я имею в виду
— Сраная херня!
— Это ураган, — говорит Джули, и это привлекает внимание остальных. — Наверное, сильный. Учитывая, что половина Манхэттена ниже уровня моря…
Никто ничего не говорит. М молча терпит следующую скобу.
— Значит, они забирали её в безопасное место, — бормочет Эйбрам себе в ладони. Его голос похож на голос расстроенного мальчика, высокий, будто сказанный нараспев. — Это хорошо. Она может играть с Мёртвыми ребятишками. Твоя Мёртвая мать присмотрит за ней. Это хорошо.
— Эйбрам, — говорит Джули, пытаясь поймать его взгляд. — Мы найдём её. Он улыбается, глядя в пол.
Глава 32
ДЖУЛИ ПРОВЕРЯЕТ дверь на лестницу. Закрыто. Я пробую вызвать лифт. Нужна ключ-карта.
Мы рыскаем по другим офисам и конференц-залам. Некоторые ещё не переделаны в тюремные камеры, но в их заплесневевших ящиках не находится ничего полезного, только карандаши, ручки и абсурдные бумаги Аксиомы.
Документы учета поступления амуниции. Квитанции о торговле людьми.
— Отсюда нет выхода, — говорит Томсен, наблюдая за нами через решётку своей камеры. Там темно. Не знаю, зачем она сидит там, если охрана ушла. — Простите, но я всё перепробовала. Я просидела здесь два месяца, и всё перепробовала. Отсюда нет выхода.
Джули стоит в коридоре, притопывая ногой и накручивая локон.
— Я вламывалась в множество зданий, — продолжает Томсен. — Почти во все. Сирс Тауэр. Чейс Тауэр. Ки Тауэр. Уилшир Гранд Тауэр. Здание Банка Америки. Крайслер Билдинг. Вулворт. Джи-И-Билдинг. Метлайф-Билдинг…
— Томсен? — говорит Джули, перебивая её как можно вежливей. — К чему ты клонишь?
Томсен делает паузу, раздумывая.
— Джи-И-Билдинг. Отель Трампа. Коламбия Центр. Трансамерика. Башня Синопек, пока её не разрушили. Центр Технологии и инноваций Комкаст…
— Томсен! — кричит Нора из другой комнаты. — Давай к делу!
Томсен встряхивает головой, возможно, чтобы вспомнить, к чему вела.
— Я знаю, как проникать в здания и выходить оттуда. Но это не такое, как остальные, — она суёт руки в карманы и начинает расхаживать по камере. — Охрана удвоена, утроена. Чрезмерная. Это смешно. Им приходится тратить несколько часов в день, чтобы вводить коды и поворачивать замки, — она зарывается пальцами в свои каштановые кудри и напрягает лицо, внезапно потеряв рассудок. — Ненавижу это здание! Здесь ничего не имеет смысла! Я могу подобрать ключ к замку, но не код. Я не хакер! Я — журналист! Я не могу вас вытащить.
Порыв ветра бьёт в здание, но не стихает. Дом трещит, как дерево, сражающееся с бульдозером. Я никогда не слышал, чтобы ураган повалил небоскрёб, уверен, они построены с учётом сильного ветра. Но опять же, окружающие этот остров руины свидетельствуют о том, что старому миру не хватало предусмотрительности. А это — новый мир. Здесь новые ветры.
Я слышу, как над и под нами бьются окна.
— Мне жаль, — говорит Томсен, яростно вытирая лицо. Я с тревогой понимаю, что она плачет. — Я не могу подобрать код. Я не могу вытащить вас отсюда. Простите.
Джули смотрит на Нору через дверь камеры, словно ищет помощи, но Нора всё ещё занимается М. Она рвёт одежду охранника на лоскуты и перевязывает раны.
Джули стучит в дверь Томсен.
— Можно войти?
Томсен не отвечает, поэтому Джули толкает дверь и входит внутрь, бросая через плечо взгляд, говорящий мне идти следом. Я — её помощь.
Прежде чем обратиться к женщине, лихорадочно расхаживающей по камере, я ловлю момент, чтобы рассмотреть её камеру. Будто ты оказываешься внутри особенно маниакального Альманаха. Пол, стены и кое-где даже потолок покрыты словами и рисунками. Некоторые из них выцарапаны на стенах, другие нарисованы с помощью пальцев едой, а может, другой менее аппетитной субстанцией. Сами записи — мало какие из них читабельны — это подробное описание жизни в камере. Расписание кормления. Описания и портреты охранников. Размышления о цели её задержания. Всё написано в том же стиле, что и сам Альманах. Вся её энергия, направленная на изучение мира, сжалась в этой комнате.
Мне приходит на ум, что это безжалостно. Мне приходит на ум, что человеку, чья жизнь — это поиск, человеку, который никогда не перестаёт двигаться, два месяца в этом месте должны показаться столетием.
В камере темно, потому что лампочки разбиты. Записи на стенах испещрены дырами от ударов кулаками.