Пылающий лед

Окна здесь оказались витражные – новоделы, разумеется. Я ткнул стволом автомата, зеленая стекляшка разлетелась и выпала наружу. Стрельба во дворе и в других постройках уже стихла. Быстро закончили… Понятно, баронские ландскнехты далеко уступали по боевым кондициям наемникам-профи, но в своем-то логове могли посопротивляться чуть дольше… Но не стали. Не пожелали умирать за его сиятельство и идею неофеодализма…

Еще одна осветительная ракета расцвела в ночном небе – сигнал Сабитову: можно подлетать и сажать «вертушку» на плоскую крышу донжона.

Лобастик тем временем, думая, что я не вижу, прибрал одну пачку с юанями, отлетевшую в сторону от остальных… Все правильно, так и поступают бравые парни из Шервудского леса, взяв штурмом замок злого барона…

Скрипнула дверь, ведущая куда-то дальше, во внутренние покои. Мы схватились за оружие. Но никто нападать на нас не собирался. За приоткрытой дверью раздался странный звук – не то вскрик, не то всхлип, затем торопливый удаляющийся стук женских каблуков…

Баронская вдова? Дочь? Наложница? Не важно… Самого отъявленного мерзавца может кто-то любить, – не причина, чтобы оставлять всякую мразь в живых.

…Артистка выглядела ослепительно – особенно на фоне своих бойцов в испачканном и замаранном кровью ночном камуфляже. В захваченный замок она прибыла в белоснежном брючном костюме и туфлях на высоком каблуке. Вышла из вертолета, прошлась по захваченному донжону, брезгливо переступая через трупы, выслушала доклады подчиненных…

А затем вдруг пригласила меня для конфиденциального разговора. Вот как… Неужто сподобился? За месяц, что я провел в команде Артистки, свою легендарную нимфоманию она никак не проявляла. По крайней мере в отношении меня. И никак не вспоминала наше былое знакомство, завершившееся не самым приятным образом…

Но все в жизни случается впервые. Может быть, Артистку возбуждает вид окровавленных трупов?

Сам я ни малейшего возбуждения не ощущал.

3. Пароход плывет, да мимо пристани – 2

Женщина тонула. Захлебывалась. Отчаянно билась за жизнь – и все же тонула, длинное белое платье сковывало движения, не позволяло плыть…

Наверное, она была молода и красива. Но не сейчас – искаженное ужасом лицо, рот, широко распахнутый в беззвучном вопле. Еще мгновение – и лицо скрылось под водой, крик превратился в большие пузыри, рвущиеся к поверхности. Вытянутые руки еще торчали над рекой, совсем близко от пароходика, на одной сверкало золотое кольцо – ярко, нестерпимо для глаз…

Алька не выдержал. Наклонился, перегнулся через фальшборт, потянулся к тонущей… И свалился от сильного удара в бок. Над ним склонился Наиль, что-то кричал, лицо злое, перекошенное… Алька не слышал ни слова. Туман гасил, поглощал все звуки. Абсолютно все. Ни рева воды, ни рокота двигателя, ни криков тонущей женщины, ничего… Лишь набатными ударами раздавался собственный пульс в ушах, все громче и громче…

Алька поднялся. Оттолкнул Наиля. Женщины за бортом не видно… И позади, за кормой, насколько можно разглядеть в тумане, – не видно.

«Морок, морок, морок…» – твердил про себя Алька в такт гремящему пульсу.

Конечно, морок… Откуда здесь, в безлюдье, в медвежьем углу, взяться невесте в белом подвенечном платье? Выпала из стратоплана во время свадебного путешествия?

Доводы разума помогали мало, слишком уж реалистичными, жизненными казались проносящиеся за бортом видения. Мрачные видения, порой страшные…

Наиль смущенным не выглядел. Сказано, что будет мерещиться, ну и ладно, пусть мерещится… Глазел беззаботно, как на стереосериал.

Вот и сейчас потянул Альку за рукав, указал рукой на нечто, смутно видневшееся с другого борта. Алька не мог понять, что за непонятный контур проступает сквозь туман, потом сероватые клубы раздернулись, словно театральный занавес.

Катер… Не такой кургузый и приземистый, как рыбнадзоровский… Нет, это судно создавалось в те времена, когда нефти в мире было – хоть залейся, и создавалось, чтобы плавать быстро, очень быстро… Узкий корпус, надстройка обтекаемой, зализанной формы, подводные крылья… вернее, одна уцелевшая стойка крыла.

Катер выглядел памятником самому себе, установленным на постамент, – вознесся над водой на каменном клыке, проломившем днище. Тента на рубке полуоткрытого типа не было, и Алька хорошо разглядел стоявшего за штурвалом человека – неподвижно застывшего, вцепившегося в рукояти… Потом туманный занавес вновь задернулся, катер превратился в смутно видимый силуэт и исчез.

Плавание казалось бесконечным, тянущимся много часов. Как тихоходная посудина вообще умудрялась двигаться против течения, Алька не понимал. Но как-то двигалась… Бешено несущаяся навстречу вода и пароходик словно бы существовали сами по себе, в разных измерениях. Словно дело происходило на экране – на кадры с бурной рекой наложили изображение катера с дымящей трубой, позаимствованное совсем из другого сюжета, и двигали его вперед, игнорируя законы природы…