Пылающий лед

Оставшихся четырех десантников собрал вокруг себя Багиров. Алька заметил, что все они легко ранены: у Филина тоже рука замотана «самокладкой», только не левая, а правая. У другого бойца перевязок не видно, но прихрамывал он весьма заметно. У третьего – Вагиза по прозвищу Штык, неразлучного приятеля покойного Мурата, – не хватает половины щитка на шлеме, а другая половина вся покрыта паутиной трещин, и виднеется бинт на голове… В общем, инвалидная команда натуральная подобралась.

– ПАРНИ, ВАШ ПОСТ ЗДЕСЬ, – прогромыхал сержант. – ДО ЭТИХ ВЕРТОЛЕТОВ И ВО-ОН ДО ТОЙ ХРЕНОТЕНИ НИКТО НЕ ДОЛЖЕН ДОБРАТЬСЯ, ПОКА ВЫ ЖИВЫ. СТАРШИЙ – ШТЫК.

Вагиз приосанился и тут же предложил, кивнув на вертолеты:

– Может, взорвем их?

– НЕЛЬЗЯ. ИНАЧЕ ВСЕ, КТО ТУТ ПОЛЕГ, – СЧИТАЙ, ЗАЗРЯ СМЕРТЬ ПРИНЯЛИ.

Алька очень хотел сказать сержанту: «Все всем понятно, замолчи и уходи, или хотя бы замолчи…».

– ЗАДАЧА ЯСНА? ПРИСТУПАЙТЕ!

И Багиров поспешил прочь из ангара.

Алька заинтересовался «хренотенью», сложенной у дальней стены ангара. В ящиках, судя по маркировке, ЗИП для «вертушек»… А что в четырех цилиндрических контейнерах, стоящих ровным рядочком? Никогда Алька таких не видел. Какое-то секретное оружие? Эти ручки для переноски, наверное. А как же контейнеры открываются… Разобраться с загадочным трофеем Алька не позволили.

– Сюда иди, мешки таскай! – крикнул ему Вагиз.

Они втроем таскали уцелевшие мешки от разбитой минометной позиции, выкладывая из них у ворот ангара новую баррикаду. Охромевший боец, мало пригодный к такой работе, возился с минометом, пытаясь привести его в рабочее состояние.

Где-то вдали, в нескольких километрах, шел бой. А здесь стояла тишина. Даже птицы, распуганные было пальбой, вновь зачирикали… Впрочем, слышал их Алька лишь временами. Когда сержант, давно исчезнувший из вида, прекращал отдавать распоряжения бойцам на другом краю объекта.

Нет, так жить нельзя… Чертова «балалайка» окончательно пошла вразнос. От общего канала ее не отключить, и не положено отключать. Но можно…

Когда возведение баррикады завершилось, Алька словно невзначай завернул за угол ангара, нащупал на затылке «балалайку», аккуратно вдавил крохотную кнопочку двумя быстрыми нажатиями. И отстыковал приборчик от разъема.

Такие действия дисциплинарный устав расценивал как нарушение, караемое десятью сутками ареста. Снимать «балалайки» бойцам полагалось лишь по команде и лишь при непосредственной угрозе вирус-атаки. Однако снимали… Устав уставом, но как прикажете, например, отправиться в самоволку, если каждый твой шаг фиксирует электроника?

Сейчас самоволка не актуальна, но вопли сержанта, вовсе не Альке адресованные, не дадут услышать команды Вагиза…

Он осторожно упаковал приборчик в противоударный футляр, убрал в карман. Возникнут вдруг проблемы, парни из техроты подтвердят, что «балалайка» давно барахлила.

Если бы рядовой роты «Гамма-7» Альберт Нарута знал о том, какие именно проблемы поджидают его в самом ближайшем будущем – немедленно пристыковал бы прибор обратно и уж как-нибудь пережил бы акустические атаки Багирова.

Но он не знал. Даже не догадывался…

9. Искусство красиво погибнуть

У меня теплилась надежда, что полубатареей зениток, установленной в паре сотен метров от «консерватории», командует человек, плохо разбирающийся в военном деле. Людей, служивших и даже воевавших, в рядах сепаратистов хватало, но логично было предположить, что они задействованы на участках более важных, чем ПВО консервной фабрики…

Логика подвела. Надежда не оправдалась. Может быть, командовал расчетами двух 30-миллиметровых зениток и в самом деле не профессионал. Но с соображением у него было все в порядке. Зенитчики не продолжали тупо целиться в небо, ожидая второй волны десанта, – разобрали часть заграждения из мешков с песком и перенацелили свои орудия на захваченную фабрику…

Атаковали мы, конечно, под прикрытием дымовой завесы. Ничто от снаряда зенитки на таком расстоянии не прикроет и не спасет, ни «саранча», ни «пингвин». Не говоря уж о наших тактических комплектах «Рысь-14» – что шлем, что броник прошьет, слово картон.

Все прицельные приспособления зениток оказались бесполезны – и наводчики вслепую лупили в клубы дыма. Мы не отвечали, хотя удачный залп из подствольников мог проредить расчеты орудий. Но зенитки мне нужны были целыми и невредимыми, иначе вся затея теряла смысл.

Мы не стреляли. Мы бежали сквозь дым. Россыпью, не видя друг друга. А навстречу летела смерть. Иногда я слышал через свою «балалайку» крик или стон. Иногда не слышал, и лишь значок, погасший в углу экранчика, подтверждал – этот боец на связь уже не выйдет…

А потом в дыму возникли мешки с песком и дуло орудия, как раз в тот момент замолчавшего, расчет вставлял новую обойму… Уже не вставит – очередь налево, очередь направо, ювелирно, чтобы не зацепить зенитки.

Наводчик скорчился на своем куцем металлическом креслице, с ужасом уставившись на меня и позабыв про болтающуюся у пояса кобуру. Молодой парнишка, лет двадцать, не больше, белобрысый, с нездорово-бледной кожей альбиноса.