Пылающий камень (ч. 2)

— Если это правда, — произнесла герцогиня, — как граф мог терпеть этих тварей подле себя?

— Она солгала ему, — хрипло сказал Алан. — Отцом этого ребенка был не Лавастин, а другой человек.

— Это он так сказал, — отозвался Жоффрей. — Чтобы скрыть собственную вину. — И, обращаясь к Иоланде, добавил: — Никто не обвинял его раньше, потому что все боялись.

Это было слишком!

— Люди доверяли графу, потому что Лавастин был прекрасным правителем и обращался со всеми справедливо!

— Кому теперь нужны эти твари! — Жоффрей повернулся к Иоланде: — Гончие были проклятием, а не подарком. Их получил не мой дед, а его брат, проклятие перешло от старшего Чарльза к младшему, а затем к Лавастину, которого сгубило колдовство этого мальчишки. Моя линия свободна от проклятия, и моя дочь здорова. Лавастин назвал ее своей наследницей в тот день, когда она родилась, и она — законная правительница этого графства, а не этот… — Он не взглянул на Алана, лишь махнул рукой в его направлении. — Этот простолюдин опозорил нас, притворяясь благороднорожденным.

Страх резко кинулся вперед.

— Сидеть! — крикнул Алан, но пес уже накинулся на Жоффрея, повалил его на землю и принялся трепать. Он бы перегрыз ему горло, если бы Алан не оттащил собаку за ошейник.

— Если есть кто-то еще, кому ты должен повиноваться, иди к нему! — выкрикнул Алан.

Страх бросился к двери, слуги отпрянули, пропуская собаку вперед, Иоланда вовремя приказала им расступиться. Снаружи раздался визг. Ярость зарычала, но не двинулась с места, Горе тоже рыкнул и оскалил клыки.

— Сидеть! — повторил Алан, голос его дрожал. Гончие послушно сели.

— Теперь видите? — обратился Жоффрей к Иоланде. На Алана он больше не смотрел.

— Думаю, только король сумеет рассудить, что здесь произошло, — сказала Иоланда. — Пойдемте, кузина, — обратилась она к белой как мел Таллии. — Будьте уверены, я сумею вас защитить. Вам нужно прилечь.

Они вышли, взявшись за руки и не оглядываясь. В церкви было тихо. Каменный Лавастин лежал неподвижно. Все его надежды пошли прахом. Знает ли отец, что сделал Жоффрей, или он уже достиг Покоев Света?

Ярость ткнулась в руку Алана. К молодому графу подошли обеспокоенные слуги. Горе медленно подошел к двери, Алан отпустил собак гулять и оставил при себе нескольких слуг. Остальных он отправил к герцогине.

Он везде искал Страха — в конуре, в спальне, в покоях Лавастина, где пол до сих пор был усыпан стружкой и стояли рычаги, которыми поднимали тело старого графа.

Утром он снова пустился на поиски пропавшего пса, но, даже пустив по его следу Горе и Ярость, ему не удалось найти беглеца. В полдень Иоланда пригласила его к себе.

— Где моя жена? — спросил Алан, когда понял, что Таллия не собирается присоединиться к ним.

— Она неважно себя чувствует, — ответила Иоланда. — Но не волнуйтесь, она отдыхает под присмотром моих лекарей.

— Я бы хотел ее увидеть, герцогиня.

— Увы, она спит. Не думаю, что ей пойдет на пользу, если вы прервете ее сон. Я дам вам знать, когда она проснется.

Но она этого не сделала. Алан приходил восемь раз, но Таллия или спала, или отдыхала, или ее осматривали лекари, которым никак нельзя было мешать. На чьей стороне была Иоланда? Может, она планирует похитить Таллию? По крайней мере, Алан думал именно так. Если бы он только мог поговорить с женой, убедиться, что она на его стороне! Но он не представлял, как это можно сделать. Конечно, можно приказать солдатам схватить герцогиню и ее слуг, но это не выход.

Герцогиня Иоланда уехала на следующий день. И Таллия вместе с ней, она спряталась в повозке. Жоффрей уехал в восточные владения своей жены, оставив, впрочем, знамя, символизирующее его право на графство.

— Скоро здесь будет король! — Это больше походило на угрозу, чем на предупреждение.

Граф Лаваса снова занялся повседневными делами, объезжая свои земли и не решаясь заглянуть в Осну. Но новости разлетаются быстро, и, когда он уезжал в поля или в лес, за спиной всегда слышал перешептывания. Кто-то низко кланялся ему, кто-то нет, но, хотя его еще не объявили официальным наследником, многие выказывали ему свое уважение. Алан не знал, о чем они думают. А что бы он думал на их месте? Что решит король, чьи права на графство он признает?

Все ждали. Дни проходили за днями, у людей появились сомнения в его праве на наследство — это было именно то, чего боялся Лавастин.

Страх не вернулся.

3

— Движение есть первопричина всякого изменения, — произнес Северус сухим бесцветным голосом. — И нижние сферы управляются по правилам божественного движения, сила же исходит от другого элемента, недоступного Господу и порожденного врагом рода человеческого.

Лиат знала, что Северус умеет скрывать свои чувства, но по его голосу она поняла, что он все-таки взволнован. Он чертил что-то на листе бумаги, поясняя сказанное, и стоял к ней спиной:

— В движении лежат гармония и сила. Когда божественные тела движутся, они сплетают нити силы, вне зависимости от углов и соотношений их друг с другом.