Отец Сантен уже спустился до половины мраморной лестницы, чтобы приветствовать летчиков, и адъютант так внезапно затормозил, что двое из его пассажиров приземлились на переднее сиденье рядом с ним, запутавшись в ногах и руках друг друга.
— Послушайте, — воскликнул он с очевидным облегчением, оттого что уже никуда не надо двигаться, — вы, должно быть, и есть славный старый граф, а? Мы — авангард, или, как по-вашему, le d'avant garde, разве не так?
— А, конечно! — Граф схватил его руку. — Наши храбрые союзники. Добро пожаловать! Прошу! Могу ли я предложить вам маленький стаканчик чего-нибудь?
— Вот видишь, Анна. — Сантен улыбнулась, отвернувшись от окна. — Нет нужды беспокоиться. Они понимают друг друга. Твоя еда будет в безопасности, по крайней мере, какое-то время.
Сантен подняла подвенечную фату с кровати и, свободно накинув ее на голову, стала изучать себя в зеркале.
— Этот день должен быть самым счастливым в моей жизни, — прошептала она. — Ничего не должно произойти, что испортило бы его.
— Ничего и не произойдет, дитя мое. — Анна подошла к ней сзади и расправила тонкие, как паутинка, кружева фаты у нее на плечах. — Ты будешь самой красивой невестой, как жаль, что никого из местных дворян нет здесь, чтобы увидеть тебя!
— Хватит, Анна, — мягко попросила ее Сантен. — Никаких сожалений. Все замечательно. Я бы не хотела, чтобы было по-другому. — Она слегка подняла голову. — Анна! — Выражение ее лица оживилось.
— Что такое?
— Ты слышишь? — Сантен отвернулась от зеркала. — Это он. Это Мишель! Он возвращается ко мне!
Она подбежала к окну и запрыгала, не в силах сдержаться, затанцевала, как маленькая девочка у витрины магазина игрушек.
— Послушай! Он летит сюда! — Она различала отчетливый звук мотора, который так часто, прислушиваясь, ждала.
— Я не вижу его. — Анна стояла позади Сантен, щурясь и глядя наверх в клочковатые облака.
— Должно быть, летит очень низко. Да! Да! Вон, чуть выше леса.
— Я вижу его. Он направляется к летному полю, что среди фруктового сада?
— Нет, не при этом направлении ветра. Я думаю, он летит сюда.
— Это он? Ты уверена?
— Конечно уверена… разве ты не видишь цвет? Mon petit jaune[85].
Другие тоже услышали. Снизу, под окнами, раздались голоса, и с десяток приглашенных на свадьбу гостей, толпясь, вышли через застекленные створчатые двери салона на террасу. Их вели Шон Кортни в парадной форме британского генерала и граф, даже еще более блистательный в сине-золотой форме пехотного полковника времен Наполеона III[86]. У всех в руках были стаканы, и их голоса звучали громко от приподнятого настроения и веселого духа товарищества.
— Да, это Майкл, — крикнул кто-то. — Бьюсь об заклад, что он собирается задать нам трепку с небольшой высоты. Снесет крышу шато, вот увидите!
— Налет должен закончиться победой, если иметь в виду то, что у него впереди.
Сантен обнаружила, что смеется вместе со всеми, и захлопала было в ладоши, глядя на приближавшуюся желтую машину, но ее руки на мгновение застыли перед хлопком.
— Анна, там что-то не так.
Самолет был уже достаточно близко, и все могли видеть, как неровно он летит: одно крыло опущено, машина рыскала и ныряла вниз к самым верхушкам деревьев, затем резко рванулась вверх, и крылья закачались, потом стала падать в противоположную сторону.
— Что он задумал?
— Бог мой, да он в беде… Я думаю…
Истребитель начал бесцельно разворачиваться правым бортом, и, когда выполнил вираж, стали видны поврежденный фюзеляж и порванная обшивка крыльев. Он был похож на скелет рыбы, на которую напала стая акул.
— Его сильно повредили! — закричал один из пилотов.
— Да, ему здорово досталось.
СЕ-5а развернулся назад слишком круто, уронил нос и едва не врезался в деревья.
— Он пробует совершить вынужденную посадку! — Некоторые из пилотов перепрыгнули через стену террасы и выбежали на лужайки, отчаянно сигналя изувеченному самолету.
— Сюда, Майкл!
— Подними нос повыше, парень!
— Слишком медленно летишь! — завопил другой. — Ты сорвешься в штопор! Дай газ! Пришпорь его!
Они выкрикивали свои тщетные советы, а самолет тяжело направился к открытым лужайкам.
— Мишель, — выдохнула Сантен, крутя кружево пальцами и даже не чувствуя, что оно рвется, — иди ко мне, Мишель.
Оставался один, последний ряд деревьев, древних, медного цвета буков, на чьих шишковатых ветвях только что начали лопаться почки. Буки стерегли нижнюю часть лужаек, наиболее удаленную от шато.
Желтый самолет на подлете к ним потерял высоту, мотор работал неуверенно.
— Подними его, Майкл!
— Вытяни его! Черт побери!
Они кричали ему, и Сантен прибавила свою горячую мольбу:
— Пожалуйста, Мишель, перелети через деревья. Приди ко мне, мой дорогой!
Мотор снова взревел на полной мощности, машина взмыла вверх, словно поднявшийся из укрытия огромный желтый фазан.
— Он справится!
Нос был слишком высоко, все видели это; самолет, казалось, в нерешительности повис над голыми, лишенными листьев ветвями, которые тянулись вверх, будто когти чудовища, — и тут желтый нос опустился.