— Это настоящее благословение, потому что духи стали добрыми и послали с моря водяной дым. И теперь переход в Место Вечной Жизни будет не таким тяжким. Без водного дыма мы бы, возможно, погибли. А духи сделали нашу дорогу прямой и гладкой, Нэм Чайлд. Может быть, твой ребенок родится в Месте Вечной Жизни. Это стало бы для него огромной благодатью, потому что тогда твой ребенок будет под особым покровительством духов всю свою жизнь и станет самым великим из охотников, самым сладчайшим из певцов и самым ловким из танцоров. И, конечно, самым счастливым в клане.
Сантен ничего не поняла, но рассмеялась в ответ, почувствовав себя вдруг легко и радостно, хотя звук собственного смеха напугал ее: так давно она не смеялась. Внезапно заговорила по-французски:
— Я уже начала по-настоящему ненавидеть эту вашу суровую землю, Х-ани. После долгих и мучительных ожиданий я должна была увидеть ее, но после всех чудес, какие рассказывал мне Мишель, и всего того, что я сама прочла о ней, эта страна оказалась совсем другой — такой жестокой и такой ужасной.
Вслушиваясь в тон ее голоса, Х-ани замерла. Держала влажный меховой шарик над отверстием в яйце-бутылке и с недоумением глядела на Сантен широко раскрытыми глазами.
— Ведь только сейчас я впервые рассмеялась с тех пор, как попала в Африку.
И она снова засмеялась, после чего Х-ани, облегченно вздохнув, перевела свое внимание на бутылку.
— Сегодня Африка впервые проявила себя с доброй стороны.
Поднеся к губам влажную меховую губку, Сантен высосала из нее прохладную росу, слаще которой она не пила раньше ничего.
— Это особый день, Х-ани. Особый день для меня и для моего ребенка.
Когда все яйца-бутылки были наполнены до краев и аккуратно закупорены, они решили побаловать себя и пили росу из листьев до тех пор, пока полностью не утолили жажду. Только тогда Сантен огляделась, начиная наконец сознавать, чем был туман для растений и живых существ пустыни.
Яркие рыжие муравьи выползли из своих глубоких ямок, чтобы воспользоваться благодатным моментом. Трудяги-муравьи спешили от растения к растению, всасывая в себя капельки жидкости, пока их животики не распухали так, что становились прозрачными и едва-едва не лопались, только тогда они снова исчезали в своих норках. А у входа в каждую трещинку их поджидала группа других муравьев. Свадебные кортежи провожали своих королев с супругами, они поднимались в туманный воздух, помахивая хрупкими бумажно-белыми крылышками, и улетали вдаль. Большинство гибло в пустыне, но некоторые выживали и присоединялись к другим семействам летающих муравьев.
Песочные ящерки спустились с дюн, чтобы попировать, ловя муравьев, занятых перелетом. Среди них встречались и грызуны имбирно-красного цвета, прыгавшие по твердой поверхности на необычайно развитых задних лапках, удивительным образом напоминая миниатюрных кенгуру.
— Посмотри-ка, Х-ани, что это? — Сантен вдруг заметила престранное насекомое размером с саранчу, стоявшее на голове, совершенно расслабившись. Роса собиралась в серебристые капельки на блестящей, радужно-переливчатой броне, медленно струясь по желобкам панциря и направляясь прямо в загнутый клювик этого существа.
— Хорошая еда, — сказала Х-ани и сунула насекомое себе в рот, с хрустом разжевала, а затем с наслаждением проглотила.
Сантен залилась смехом.
— Ах, ну что ты за прелесть, Х-ани!
Она начинала видеть вокруг себя потаенную жизнь пустыни и по-своему постигать ее.
— Что за очаровательно-сказочная страна эта Африка! Наконец-то я в состоянии понять хоть что-то из того, что так старался объяснить мне Мишель.
С переменчивостью, свойственной Африке, но не удивлявшей больше Сантен, картина природы внезапно изменилась. Завеса тумана расчистилась, солнце обрушило свой жар на землю так, что последние драгоценные капельки росы испарились с растений-камешков в течение нескольких минут. Муравьи исчезли в муравейники, залепив отверстия, а песочные ящерицы заспешили обратно в дюны, оставив после себя бумажные крылышки съеденных ими летающих муравьев, которые легкий морской бриз лениво разносил по побережью.
Сначала замерзшие в тумане ящерицы нежились на солнечной стороне дюн, однако уже через несколько минут давящий жар заставил их перебежать через гребень на теневую сторону скользкого склона. Позже, когда полуденное солнце уничтожило всякую тень, они нырнули в песок и закопались поглубже, где он был прохладнее.
Х-ани и Сантен, взвалив на плечи свои сумки и согнувшись под тяжестью яиц-бутылок, вернулись на пляж. О-хва был уже в лагере и поджаривал на прутиках с дюжину жирных ящериц, а порядочный мешок рыжих грызунов лежал раскрытый на плоском камне возле костра.
— Ох, муж, какой ты неустрашимый добытчик, — прощелкала Х-ани, кладя свою сумку наземь и расхваливая старика за его старания. — Наверняка среди Санов никогда не было охотников, который сравнился бы с тобой в ловкости!
О-хва, нисколько не смутившись, прихорошился и смешно напыжился от щедрых похвал жены, а Х-ани, на мгновение повернув лицо к Сантен, бросила на нее красноречивый взгляд, какой понятен только женщинам.