Пылающий берег

Там находился кожаный кисет с табаком — целый месячный запас, и счастливый К-сья тут же засунул щепотку за щеку, продолжая радостно исследовать остальное. Не раздумывая, отбросил в сторону книжку и картонную коробку с маленькими тяжелыми шариками из серого металла — совсем некрасивыми и, по всей видимости, ни на что не годными. Зато обнаружил очень красивую фляжку из желтого металла на кожаном ремешке, заполненную странным серым порошком, который он высыпал на песок. Сама фляжка была такой восхитительно блестящей, что ни одна женщина не устояла бы, увидев ее. К-сья, который не был ни отличным охотником, ни замечательным танцором или певцом, уже давно чахнул по сестре О-хва, смеявшейся так же, как журчит ручей. Он уже отчаялся когда-либо привлечь ее внимание и не смел пустить в ее сторону даже миниатюрную любовную стрелу из своего церемониального лука, но теперь, когда есть эта блестящая штука, сестра О-хва станет наконец его женой.

А потом К-сья нашел нож и решил, что завоюет и уважение мужчин племени, которого он жаждал столь же страстно, что и благосклонности сестры О-хва. Прошло уже почти тридцать лет, как О-хва в последний раз видел К-сья и свою сестру. Они ушли, исчезнув без следа в заброшенных бесплодных землях на востоке, изгнанные из племени черными чувствами зависти и ненависти, неведомыми бушменам ранее и пробужденными этим самым ножом.

И теперь О-хва не мог отвести глаз от такого же ножа в руках этой женщины, когда она раздвигала раковины с моллюсками, с жадностью поедая сырую сладковатую мякоть желтого цвета и высасывая из них сок.

До этого момента он испытывал просто отвращение, глядя на огромное, необъятное тело этой женщины, которое было крупнее, чем у любого из Санов; на большие руки и ноги, на целую копну нерасчесанных волос на голове и на кожу, обожженную солнцем. Но когда увидел нож, все те ужасные чувства, которые давным-давно испытывал из-за К-сья, нахлынули вновь; он уже знал, что ночь напролет не сомкнет глаз, мечтая об этом ноже.

О-хва поднялся с корточек.

— Довольно, — сказал он Х-ани. — Пора продолжать путь.

— Еще немножко.

— Вынашиваешь ребенка в чреве или нет, нельзя подвергать опасности жизни других. Мы должны отправляться в путь. — Х-ани знала, что муж прав. И без того они прождали гораздо дольше, чем нужно. Она тоже поднялась, приладив на плече свою сумку. Заметила в глазах Сантен панику, когда девушка сообразила, каковы их намерения.

— Подождите меня! Attendez! — закричала Сантен, тяжело встав на ноги, в ужасе от одной только мысли, что ее оставят одну О-хва уже переложил свой маленький лук в левую руку, засунул болтавшийся пенис обратно в кожаную набедренную повязку и подтянул как следует пояс на талии. А потом, не оглядываясь на женщин, побежал по кромке пляжа.

Х-ани пустилась вслед за ним. Эти двое бежали размеренной трусцой, и только сейчас Сантен заметила их торчавшие ягодицы, так сильно выпиравшие сзади, что ей вдруг пришла в голову смешная и странная мысль — она могла бы усесться на ягодицы Х-ани и скакать, как на спине у пони. А та, оглянувшись, сверкнула одобрительной улыбкой и снова устремилась вперед. Ягодицы заходили ходуном, а пустые мешочки грудей затрепыхались на животе.

Сантен сделала шаг за бушменами и тут же в полном отчаянии остановилась.

— Не туда! — выкрикнула она. — Вы побежали не туда!

Два пигмея направлялись на север, в противоположную сторону от Кейптауна, от Валбис Бей, бухты Людериц и всей цивилизованной жизни.

— Вы не можете… — Сантен снова обезумела, ибо снова ее ожидало одиночество в пустыне, которая поглотит, словно голодный зверь, как только она останется здесь одна. Но последовать за бушменами — значит повернуться спиной к людям, которые наверняка спешат ей навстречу, неся с собой спасение.

Сделала несколько нетвердых шагов.

— Пожалуйста, не уходите!

Старая бушменка поняла ее мольбы, но хорошо знала, что есть только один способ заставить этого ребенка двигаться. И не стала оборачиваться.

— Пожалуйста! Пожалуйста!

Двое маленьких бушменов продолжали свой бег, удаляясь очень быстро.

Еще несколько мгновений она колебалась, не смея повернуться в противоположную от юга сторону, разрываясь от отчаяния на части. Х-ани находилась уже примерно в четверти мили от нее, не замедляя бега.

— Подождите меня! — выкрикнула Сантен, хватаясь за свою палку. Попробовала бежать, но уже через сто шагов резко замедлила ход, тяжело прихрамывая, но не переставая двигаться вперед.

К середине дня две фигуры, за которыми следовала Сантен, уменьшились до пятнышек и в конце концов совсем исчезли в дрожавшем воздухе далеко впереди на морском берегу. Однако отпечатки их маленьких ступней, похожие на крошечные следы детских ножек, были хорошо видны на рыжем песке, и теперь именно к ним было приковано все внимание Сантен, которая очень скоро перестала понимать, где и как она нашла в себе силы, чтобы не упасть, а продолжать идти и выжить в течение этого дня.