Пылающий берег

Сантен никогда не видела столько крови. Не могла поверить, что ее было так много в худом старом теле, а кровь все продолжала бить струями из ног-обрубков.

Акула развернулась. Снова последовал мощный удар резиново-упругого тела в днище плота, людей подбросило высоко вверх. Плот завис, едва не перевернувшись, а затем плюхнулся в ровном положении и заболтался на воде, как пробка.

— Она не отстанет, — Эрни плакал от бессилия и боли. — Вот она опять!

Громадная голубая голова поднялась из воды, челюсти открылись и захлопнулись на боковой части плота. Длинные белые зубы воткнулись в дерево, и оно затрещало и расщепилось.

Акула, похоже, смотрела прямо на Сантен, лежавшую на животе и ухватившуюся за доски обеими руками. Она походила на чудовищных размеров голубого борова, шумно сопевшего и подрывавшего хрупкое суденышко. Тварь опять моргнула — бледная прозрачная мембрана, наплывавшая на загадочные черные зрачки, была самым отвратительным и ужасающим из того, что Сантен приходилось видеть, — и начала мотать головой, все еще сжимая бревна челюстями. Плот то поднимался из воды, то метался из стороны в сторону.

— Христос милосердный, она до нас сейчас доберется! — Эрни пытался отползти от ухмыляющейся головы. — Она не остановится, пока не получит нас!

Сантен вскочила на ноги, удерживая равновесие, словно акробатка. Схватив толстый деревянный руль, подняла высоко над головой и со всей силы обрушила на кончик свиноподобного рыла. От удара руки завибрировали до плеч, но девушка размахивалась снова и снова. Руль опускался с упругими глухими ударами и отскакивал от громадной головы, даже не оставляя отметин на наждачно-голубой шкуре. Похоже, акула ничего не чувствовала.

Хищница продолжала теребить плот, дико раскачивая его. Сантен, потеряв равновесие, упала и наполовину очутилась в воде, но мгновенно вползла обратно. Стоя на коленях, опять била громадную неуязвимую голову и плакала от усилий, которые вкладывала в каждый удар. Кусок дерева оторвался и остался в акульих челюстях, голубая голова скользнула под воду, давая минуту передышки.

— Она возвращается! — слабо воскликнул Эрни. — Она будет возвращаться… она не отстанет! — И когда он произнес это, Сантен стало ясно, что надо делать. Нельзя себе позволить раздумывать. Это надо сделать ради ребенка. Сын Мишеля — вот что было самым главным.

Эрни сидел на краю плота с ужасающе изуродованными ногами, вытянутыми и торчавшими перед ним, сидел, полуотвернувшись от Сантен, наклонясь вперед, и смотрел вниз в зеленую воду.

— Вон она плывет опять! — пронзительно крикнул он. Его редкие седые волосы склеились на макушке от морской воды и крови. Кожа бледно светилась через этот покров. Вода замутилась, когда акула развернулась, чтобы еще раз напасть, было видно, как из глубины поднимается темная масса.

Сантен поднялась на ноги. Глаза полны ужаса, ее охватила паника, но руки только крепче сжали тяжелый древесный руль. Акула ткнулась в днище, Сантен попятилась и чуть не упала, но устояла. «Он сам говорил, что ему конец». Высоко подняв руль, удержала взгляд на обнаженном розовом пятне на затылке Эрни и со всей силы ударила, как топором.

Череп просел от удара.

— Прости меня, Эрни, — рыдала Сантен, когда старик падал вперед и катился к краю плота. — Ты уже мертв, другого пути спасти моего ребенка нет!

Моряк повернул голову и посмотрел на нее. Глаза вспыхнули, он попытался заговорить. Рот раскрылся, но тут огонь в его глазах погас, а тело вытянулось и обмякло.

Сантен плакала, опустившись рядом с ним на колени.

— Боже, прости мне, но мой ребенок должен жить.

Хищница вернулась, спинной плавник возвышался над поверхностью плота. Аккуратно, почти нежно, Сантен скатила тело Эрни за борт.

Акула мгновенно подхватила его зубами и принялась теребить, словно мастиф — кость. Пока это происходило, плот отплывал прочь. Палач и его жертва постепенно скрылись из виду, опускаясь в зеленую глубину. Сантен наконец обнаружила, что все еще держит в руках руль.

Начала грести, гоня плот в сторону берега. При каждом взмахе плакала, слезы застилали глаза. Сквозь них увидела скопление водорослей, изгибающихся и танцующих у кромки океана, а дальше — волны прибоя, вздувающиеся, а затем с шипением отбегающие по медно-желтому песку. Сантен гребла, всю себя отдав этой бешеной гонке, одно из завихрений течения, помогая ее усилиям, подхватило плот и понесло его к берегу. Теперь через прозрачную зеленую воду было видно дно с волнистым рисунком.

— Благодарю тебя, Господи… О, благодарю тебя, благодарю! — плача, при каждом взмахе приговаривала она, но тут опять последовал сокрушительный удар в днище.

Сантен в отчаянии приникла к стойке, все внутри оцепено от безысходности. «Акула возвратилась!» Массивное пятнистое тело проплыло внизу, резко очерченное на фоне блестящего песчаного дна.

«Она не отстает!» — Сантен получила лишь временную передышку. Акула сожрала принесенную ей жертву за несколько минут и, привлекаемая запахом крови, еще разлитой по плоту, последовала за девушкой туда, где вода человеку едва доходила бы до плеч.