Пылающая полночь

Мой носитель вел девчонок до самого Ленбурга, стараясь не показываться на глаза. Подходить к ним и тем более пытаться завести беседу он не стал, хватило одной попытки. Санна запустила в него огненную бомбу, и Дим решил дать им остыть. Так прекратил свое существование его третий отряд. Впоследствии мой носитель с ослиной упертостью пытался передать письмо Дея Белле, а та избегала его всеми возможными способами. К великому удивлению Дима, в доме Ройна, куда он регулярно наведывался, надеясь на встречу с девушкой, ему было сказано, что любой предмет, который он попытается передать Белле через домашних, тут же отправится в топку, а общие знакомые на все вопросы о девушке только разводили руками. «Не видели, не знаем, уехала… не сказала». Вот и пришлось бедолаге таскать с собой эту записку почти полтора года! И ведь ни разу не забыл, не «оставил в другом подсумке» и даже не потерял. Честное слово, иногда верность носителя своему слову меня почти пугает. Вот как в этом случае: пообещал другу передать письмо — и таскает его с упорством, достойным лучшего применения. А его сто сорок шесть визитов?! И ведь ни словом не соврал! Он действительно сто сорок шесть раз наведывался в дом Ройнов, стабильно получая от ворот поворот, но упертости Дима, пожалуй, может позавидовать только его злопамятность. Впрочем, это уже совсем другое дело.

Разумеется, за прошедшее время он успел успокоиться и даже смириться с отношением Беллы, но вчерашняя ее выходка напрочь выбила моего носителя из колеи! Фактически прямым текстом заявив Диму, что тот должен был сдохнуть вместо ее Дея, Ласка просто убила паренька, который где-то в глубине души все еще лелеял робкую надежду на то, что когда-нибудь… М-да, что тут скажешь? Первая любовь — страшная штука.

Но мой совет, как ни странно, оказался весьма кстати. Точнее, еще более кстати, чем я сам рассчитывал, когда предложил Диму нажраться в хлам. Думал-то, что апатичного с отступающего похмелья носителя будет проще разговорить, и только, а то, что я наблюдаю сейчас в его душе… Она очищается! Нет, вовсе не каким-то абстрактным и малопонятным мне светом, сейчас душа Дима просто избавляется от лежащей на сердце тяжести, с каждым сказанным слогом, словом, предложением. И я вижу это, хотя еще вчера даже не подозревал об ее наличии, словно тень закрывала от меня некоторые воспоминания и чувства Дима. Вернее, те из них, что касались рассказанной им истории… и Беллы.

Что ж, оно и к лучшему. Верность чувствам, конечно, качество более чем достойное, но любовь к человеку, прямо желающему тебе смерти, это уже извращение… я бы даже сказал, смертельное извращение.

— Сосед… — Мысль Дима оказалась столь «тихой», что я ее еле услышал. — Ты же видишь эманации, чувствуешь их, так?

— Тоже мне, сделал открытие, — фыркнул я в ответ.

— Взгляни, я сильно потемнел после вчерашнего? — напрочь проигнорировав мою язвительность, все тем же блеклым тоном попросил носитель.

— С чего бы вдруг? — удивился я. И от носителя тут же накатило злостью.

— Сосед, я не собираюсь снова пускаться в философские споры! Просто проверь! — мысленно рыкнул он.

— И куда только подевалось твое спокойствие? — Была бы у меня голова, непременно ею покачал бы. Но просьбу Дима исполнил и закономерно не обнаружил никакого потемнения. — Все как и прежде. Не вижу никаких изменений и не понимаю, откуда им взяться.

— Эмоции, сосед, — вновь совершенно спокойным тоном сообщил мне Дим. — Меня вчера в такую черноту макнуло, что я боюсь…

— Знаешь что! — на этот раз вспылил уже я, не постеснявшись перебить своего носителя. — Повторю твои слова: я не собираюсь снова пускаться в философские споры! У тебя для этого целый Ленбургский собор под боком. Вот иди туда и терзай церковников. А мне этой чушью на мозг не капай… тем более что и мозг тот, по большому счету, твой собственный. Эмоции его, видите ли, в черноту макнули! Тоже мне, падший джедай нашелся! Ситх недоделанный!

— Кто? — изумился Дим.

— А… забей! Лучше отошли инквизитору Тону просьбу о встрече. Он дядька умный, глядишь, и с тобой поделится.

— Чем?

— М-да… пить надо меньше. Умом! — отрезал я, и мой носитель впал в ступор. У-у, как говорил… не помню кто: «А ведь этот еще из лучших!» Нет, все же неумелое употребление алкоголя совершенно негативно сказывается на мыслительных способностях юнцов. Банально? А что делать, если это правда?!

Письмо с просьбой об аудиенции Дим писал под мою диктовку. Ну еще бы, встреча с протопресвитером Меча, пусть даже тот и благоволит внуку своего старого знакомца, это не посиделки в трактире, дверь в кабинет его преосвященства пинком не откроешь и по плечу не похлопаешь. А с высоким штилем и в письме, и в устной речи у Дима некоторый… провал. Вот и пришлось мне за него отдуваться, вытаскивая из памяти носителя трижды проклятые им в детстве правила и речевые обороты.