— Именно так, — подтвердил я, — то есть, не совсем. У меня есть друзья, они пригласили меня поехать отдохнуть. Вот и вся проблема.
— Ну, а если я не согласен, — спросил Генри, — если я позвоню в полицию?
— Я знаю, ты можешь это сделать, но мне все равно, — ответил я с тем равнодушием, которое характеризует человека, запутавшегося в собственной жизни и уже безразличного к тому, что ждет его впереди.
— Не буду, не буду, — заверил он меня с улыбкой, — сказать по чести я был к этому готов. Я даже рад этому. Твоя помощь мне больше не нужна, ну а ты, я думаю, все равно потом вернешься.
— Я не вернусь, Генри, — возразил я, — ты меня неправильно понимаешь.
— Правда? — изумился он.
— Я тебе очень благодарен за твое участие, но я никогда не вернусь.
— Не зарекайся, дружок, — произнес он с самоуверенной фамильярностью в голосе, — за тобой ведь не мелкое воровство числится.
— Я знаю, что за мной числится, — ответил я, стремясь как можно скорее прекратить этот разговор. — Ты не можешь ничего к этому прибавить.
— Ну, и прекрасно, тогда в добрый путь, дорогой Тэн, но когда-нибудь твой Плутон шарахнет тебя по самое не балуй, — он встал и налил нам обоим выпить. Я взял бокал, отпил немного и, позвав Хелен, попросил ее собрать мои вещи.
Плутона я опасался меньше всего, но гораздо сильнее злопамятности Шеффилда. Меня успокаивало только то, что доносить на меня он бы не стал, ибо в этом случае неприятности ему были бы обеспечены, он укрывал меня в течении четырех лет, да еще при столь скандальных обстоятельствах. Конечно, он на это не пойдет. Хелен принесла мне сумку, и я попрощался с ними обоими и уехал.
6
Огромный крытый стадион на окраине города был забит до отказа. Концерт еще не начался, пестрая толпа в стоячем партере волновалась, гудела, кто-то уже орал «Свет!» и «Даешь «Ацтеков!». Стэн стоял, прислонившись к стене, закрывавшей проход на сцену. В этом, отрезанном от основной толпы барьером кармане обычно находились журналисты, и Стэн смотрел, как какой-то парень взбирается по лесенке на свою кинокамерную ногу, возвышавшуюся на два метра над всеми. На Марлоу никто не обращал внимания. Рядом околачивался Айрон, один из телохранителей Криса, приставленный к Стэнфорду «на всякий случай». «Мало ли что, — сказал Крис в машине перед концертом, и его зеленые глаза не отрывались от лица Стэна, — сам понимаешь, время сейчас такое. Не спорь». Стэн и не спорил, хотя иногда и чувствовал себя идиотом, какой-то фавориткой французского короля, заработавшей себе титул герцогини в постели. Он-то знал, что это все совсем не так, что все гораздо сложнее, что он не игрушка рок-кумира, но это знали только он и Крис. Ну, может, еще Бобби, как подозревал Стэн. Хотя на данный момент об их связи знали или только догадывались несколько человек, в которых входили музыканты из группы и некоторый обслуживающий персонал. Во всяком случае, здесь им никто не интересовался, очевидно, принимая Стэна за одного из репортеров желтопрессных изданий, неведомо как доставшего аккредитацию и притащившегося сюда в расчете на какой-нибудь скандал.
Свет в зале стал стремительно темнеть. Лампы дневного света гасли, как будто задуваемые ветром, и синий луч пополз по сцене, отыскивая ударную установку. Кто-то еще пробежал к микрофону, протаскивая последний провод, но в недрах толпы уже зарождалось торжествующее гудение, на мгновение заглушенное взрывом дымовых шашек и превратившееся в торжествующий слитный вопль, когда в красном и синем дыму на сцене появились «Ацтеки». Приветственно взмахнув рукой, Пэтти тут же побежал за свои барабаны, гитаристы разошлись в стороны, а Крис встал на краю сцены так, как вставал обычно, заложив большие пальцы рук за ремень своих кожаных штанов, задрав подбородок и глядя на толпу агрессивно, высокомерно и призывно одновременно.
— Ну что, ребята?! — гаркнул он, и его глубокий сильный голос с легкостью перекрыл шум толпы даже без микрофона. — Повеселимся?