Пылающая комната

Он привез меня в отель, что-то шепотом сообщив Питеру. Питер отослал его тут же и пошел провожать меня в номер. Я шел, не разбирая дороги. Войдя в комнату, ту, что была гостиной, я посмотрел на джемпер, брошенный моим другом на кресле и, не стесняясь присутствием портье, схватил его и прижал к лицу. Я испытал острую мучительную боль, чувствуя легкий знакомый запах его тела, голова у меня кружилась. Я сел на пол. Никогда еще не впадал я в такое безумие. Я способен был в ту минуту убить и не заметить того, что сделал, так велико было отчаяние. Я остался один. Так и сидел пока, наконец не вспомнил о том, что существуют сигареты и подтянув к себе пачку стал курить, не останавливаясь, одну за другой, пока все не закончилось. В это время дверь открылась, и опять вошел портье мне захотелось сказать ему, чтобы он убирался ко всем чертям. Но я не успел.

— Господин Марлоу, извините меня за беспокойство, я знаю, вам сейчас очень тяжело, но может быть вы не откажетесь принять приглашение господина Клемана, он ждет вас в своем кабинете на первом этаже. Он просил поблагодарить вас заранее.

«Что еще ему от меня понадобилось» — я подумал о предстоящей встрече с ненавистью. Ему скучно, и он решил развлечься интересной беседой, или поиграть в психоаналитика, успокаивающего взбесившегося психа. Но пойти все же согласился. Питер повел меня вниз и ввел в небольшую комнату, точнее, библиотеку с камином и великолепным столом посередине, Клеман сидел в кресле у камина и курил трубку. Напротив стояло второе такое же кресло, вероятно, для посетителей, с которыми он собирался беседовать. Я прошел и сел в кресло, забыв даже поприветствовать его. Он сидел, задумчиво созерцая остывающие угли и выпуская дым изо рта. Когда дверь за портье затворилась, он наконец посмотрел на меня.

— Я знаете ли, принадлежу к хорошему немецкому роду, еще при Фридрихе гордившемуся своими героями. — он начал так внезапно о своем происхождении, что я не знал, что отвечать. — Возьмите, будьте любезны, полено и подкиньте в камин, я люблю смотреть на пылающий огонь.

Не знаю, что произошло в тот миг, но то ли последние слова его подействовали на меня так сильно, то ли я вкладывал в них какой-то иной смысл, но я вдруг вспомнил фразу из дневника Хауэра о том как ему хотелось рыдать, но он не знал, как это делается. Я понимал его теперь совсем иначе, ибо бывают состояния в которых обычный режим человеческого организма оказывается бессилен, дают сбой сами инстинкты.

Я вспомнил о его просьбе и, разыскав полено, положил его в огонь, отодвинув экран. Пламя начинало разгораться, и Клеман с торжествующим страстным взором следил за этим процессом.

— Разве огонь не прекрасен? — он спрашивал сам себя, вероятно не нуждаясь в ответной реакции с моей стороны, и я продолжал молчать. — Не хотите ли трубку, господин Марлоу?

— Не отказался бы, — ответил я.

— Тогда возьмите вон там на подносе, табак вам понравится, это значительно эффективнее, чем сигареты.

Я последовал его совету и нашел трубку и табак, забил ее и закурил.

Крепкий привкус дыма мгновенно вызвал у меня перепад настроения, от взвинченного состояния я перешел к сонливому, подавленному состоянию, возникающему после бессонной ночи.

Старик смотрел, как я затягиваюсь, и кивал мне головой в знак одобрения.

— Все верно, господин Марлоу, все так как следует, на так ли?

— Я так не думаю, — возразил я, мучительно страдая от неизвестности, в голове у меня звучало только одно имя — имя Криса Харди.

— Вы очень взволнованы, я слышал, произошел обвал, это не редкость в наших краях, я обычно предупреждаю моих гостей об опасности здешних прогулок. А вы не пожелали присоединиться к господину Харди?

— Я не люблю сноуборд, — ответил я, и меня пронзило сожаление о своей собственной глупости, о своей слепоте, заставившей меня из-за какого-то упрямства расстаться с ним, когда не стоило и на полчаса оставлять его.

— Да, так часто бывает, несчастные случаи, достаточно порою на несколько минут потерять из виду того, кто тебе дорог и все будет кончено, навсегда. — Он смотрел на огонь, казалось, он разговаривает с самим собой. Но каждая его фраза терзала меня, еще сильнее распаляя мои страхи.

— Вы мне показались человеком неглупым, господин Марлоу, хотя и слишком молодым, я не завидую молодости, ее удел — бессознательные страдания и случайные радости, мой же возраст дает мне возможность видеть все в истинном свете. Вам, наверное, будет интересно узнать, что я когда-то стоял на краю пропасти и готов был шагнуть вниз и сделал бы это, если бы не вспомнил вдруг о том, как прекрасно пламя, в которое суждено войти двоим, но которое никогда не будет даровано одиночке.

— Пожалуйста, господин Клеман, расскажите, если это не тайна, — попросил я его, искренне желая узнать, что же это за история, упоминая о которой, он постоянно возвращается к одной и той же мысли о своем восхищении огнем. Это могла бы причуда выжившего из ума романтика, но могло быть и нечто совсем иное.