Авальт нервно мерил шатер шагами. Он мог догадываться о большинстве фактов, изложенных в пергаменте в руках канцлера. Если говорить честно, комментарии канцлера — откровенная чепуха. Неразбериха возникла не по вине короля Таркальфа; на деле — никаких сомнений! — ее вызвали злоупотребления слуг канцлера, да и самого покорителя. — Что мы должны понять прямо сейчас, — произнес он хрипло (недавно пришлось держать утомительную речь перед сборищем купцов, шпионов и прочих агентов), — это суть отношений между нашими друзьями из Напасти и хундрильскими бандитами.
— Верно, — отвечал Рева. — Однако прошу вспомнить, что Напасть держится до смешного возвышенных понятий о чести. Едва мы представим нашу версию внезапного и необъяснимого буйства хундрилов, едва заговорим о жестокостях и резне сотен, если не тысяч невиновных… — он улыбнулся, — думаю, мы получим — к полнейшему нашему облегчению — суровое осуждение со стороны Смертного Меча.
Кивок Авальта был резким. — Это позволит мне собрать силы и сокрушить хундрилов, не опасаясь удара Напасти.
Водянистые глазки канцлера словно соскользнули с лица Авалта. — А есть ли повод для опасений, Покоритель? Разве у нас нет сил, способных раздавить всех сразу?
Авальт окостенел. — Разумеется, Канцлер. Но разве вы забыли последние донесения из Летера? Третий элемент иноземных сил намерен пройти через королевство. Может быть, даже тогда мы сможем сокрушить все три войска, но лишь ценой ужасающих потерь. Более того, мы не знаем, какие соглашения заключены между летерийцами и малазанами — возможно, мы вызовем ту войну, которой так старались избежать…
— В результате все наши ухищрения станут очевидными для так называемых союзников, сафиев и акрюнаев.
— Они поймут, какое предательство мы замыслили. А мы уже не сможем отразить их силы. Одно дело давать обещания, а потом изменить союзникам на поле брани — и совсем другое дело не суметь занять их земли, даже когда их армии истреблены. Мы можем потерять всё.
— Давайте сочтем, на один момент, — сказал Рева, — что угрозы Летера не существует, что великому Союзу Болкандо не надо показывать бумажные клыки. Что нам остается? Три разрозненные армии, пересекающие наше королевство. Одна только что разбила нам нос… но похоже, что хундрилы ударятся в бегство, ведь они уже ублажили свою кровожадность. Они возьмут добычу и удерут в Пустоши. Это же будет фатальной ошибкой. Нам нужно всего лишь переместить несколько легионов вашей Третьей Регулярной, занять пограничные форты и рвы — и остатки хундрилов перестанут быть угрозой. — Он воздел палец. — Нужно озаботить командиров: пусть получают выгоду, беря беженцев — хундрилов в рабство.
— Разумеется.
— Тогда продолжим. Нам остаются Напасть и малазане. И те и те, согласно донесениям, вполне цивилизованы. В достаточной мере, чтобы осудить безрассудства хундрилов, даже ощутить ответственность. Они могут, на самом деле, предложить возмещение.
Авальт застыл на месте. — Тогда что с засадой, которую мы запланировали на перевале?
— Я советовал бы оставить всё как есть, Покоритель. По крайней мере пока мы не сможем оценить реакцию Смертного Меча на новости о хундрилах и подлом их вероломстве.
— Надеюсь, вы заверите Смертного Меча о нашем доверии ей лично и всем Серым Щитам, — сказал Авальт. — Мы понимаем, что действия варваров — союзники они или нет — непредсказуемы, и никоим образом не считаем Напасть ответственным за происходящее.
Рева кивал: — Таким образом, после всех наших слов желание перестроить эскорт для нужд обороны покажется всего лишь признаком наших… слишком осторожных характеров.
— И это побудит Смертного Меча помогать нам — из желания избавить нас от возникшей неуверенности.
— Верно. Отлично сказано, Покоритель.
Авальт снова зашагал. — Итак, мы изгоняем хундрилов в Пустоши, потом обращаем в рабство всех, кто сможет вернуться. Мы устраиваем засаду Напасти, в результате чего получаем груды отличного оружия и доспехов — хватит, чтобы экипировать новое элитное подразделение…
— Два подразделения, — напомнил Рева. — Ваша личная гвардия и моя.
— Как договаривались, Канцлер. В итоге нам остается одна армия. Малазане.
— Нужно допускать, что они получат вести о судьбе союзников.
— И отреагируют. Они или ощутят внезапную уязвимость и начнут отступать, или впадут в ярость, что подразумевает агрессию.
— Этих дураков меньше десяти тысяч, — заметил Рева. — Пригласив в союзники акрюнаев и сафиев, мы сможем разделить добычу…
— Я желаю их самострелы, — сказал Авальт. — Не могу и передать, как я разочарован: все попытки выкрасть хоть один провалились. С легионом или даже двумя, вооруженными такими штучками, мы завоюем Сафинанд за месяц.
— Всему свое время, — отвечал канцлер.
— Но всё сказанное подразумевает невмешательство летерийцев.
Канцлер вздохнул, скорчил гримасу: — Лучшие шпионы при тамошнем дворе провалились, а те немногие, которым удалось вернуться, считают: король Теол еще хуже Таркальфа. Бесполезный бормочущий идиот.
— Но вы не убеждены, Канцлер?