Пыль Снов

Тогда Ганоэс Паран казался ему нерешительным. Ужасно, раздражающе нерешительным. Но Кафалу сегодняшнему, стоящему на чуждой равнине под чуждым небом, встреченный в те дни малазанин кажется совершенно правым, одаренным мудростью, к которой юный Кафал был совершенно слеп. «Вот так мы оцениваем жизнь, так мы строим мост между тем, чем были, и тем, чем стали. Ганоэс Паран, ты иногда смотришь вниз? Замираешь на месте, ужаснувшись бездонной пропасти?

Мечтаешь перескочить?»

Оносу Т’оолану отдали всю власть, которую собрал отец Кафала, и в том не было ничего незаслуженного. А теперь власть медленно, но неостановимо утекает между пальцев древнего воителя. Кафал не может это остановить — он столь же беспомощен, как сам Тоол. Слепой случай вновь правит Баргастами.

Когда до Кафала донеслась весть о собаках, вернувшихся без хозяев и тем самым сообщивших, что с отрядом разведки стряслось что-то плохое, он натянул плащ из кожи бхедрина, закряхтев под весом, и пнул потрепанную, порванную куклу из палочек и травы, что лежала на земляном полу около кровати: — Вставай.

«Ловушка для души» сплюнула и зарычала. — Очень забавно. Уважай предков, о Великий Ведун.

Вложенная в слова ирония заставила Кафала заморгать, словно в глаза попала сосновая смола. Он выругался про себя, когда Талемендас захихикал, радуясь произведенному эффекту. — Давно стоило сжечь тебя на костре, древопойманный.

— Слишком много чести для тебя. Я странствую по садкам. Я доставляю послания, я угрожаю иноземным богам. Мы говорим о делах великой важности. Войны, измены, союзы, измены…

— Повторяешься.

— И снова войны.

— Боги Баргастов довольны твоими усилиями, Талемендас? Или они шипят от злости, а ты сбегаешь под защиту людских богов?

— Они не могут жить в изоляции! Мы не можем! Упрямцы! Никакой умственной тонкости! Я в затруднении.

Кафал со вздохом отошел.

Древопойманный пополз за ним, озираясь словно хорек. — Если будем драться в одиночку, погибнем. Нам нужны союзники!

Кафал помедлил, поглядел вниз. Он думал, что древний кудесник Талемендас, вполне возможно, сошел с ума. Сколько раз можно говорить одно и то же? — Союзники против кого? — спросил он, как спрашивал и спрашивал раньше.

— Против того, что грядет!

Снова бесполезный ответ. Его не смогут использовать ни Кафал, ни Тоол. Зашипев себе под нос, Великий Ведун вышел, не обращая внимания на ковыляющего следом Талемендаса.

Боевой отряд покинул лагерь. Воины перешли на бег и уже готовы были скрыться за гребнем. Кафал видел, что волчья дочь Сеток стоит на краю лагеря и следит за воинами. Что-то в ее позе намекало: она мечтает броситься вслед, оскалив зубы и подняв шерсть на затылке, чтобы присоединиться к яростной охоте.

Он пошел к ней.

Нет сомнений, она летерийка, но родовое наследие осталось лишь на поверхности — в коже, чертах лица, внешности, оставленной потерявшими ее родителями. Налет цивилизованности давно выцвел, пропал. Она отдалась на волю дикости, принесла девичью сущность в жертву. Душа ее пожрана. Она принадлежит волкам, возможно, самим богам волков, Господину и Госпоже Звериного Трона.

Баргасты должны были найти Серых Мечей и сражаться на их стороне (предполагалось, что Тук Анастер и его армия знают, что за враг их поджидает). Боги — Баргасты рьяно желали служить Тоггу и Фандерай, бежать с их смелой стаей в поисках крови и славы. Они, вдруг понял Кафал, хуже детей.

Когда первые разведчики нашли Серых Мечей, они были кучками гнилого мяса. Вот вам и слава.

Не унаследовала ли Сеток благословение, данное некогда Серым Мечам? Она дитя Тогга и Фандерай?

Даже Талемендас не ведает.

— Не ее! — зарычал сзади древопойманный. — Изгони ее, Кафал! Обреки блуждать по Пустошам, где ей самое место!

Но он не остановился. Когда до девушки оставалась дюжина шагов, она мельком глянула на него — и снова уставилась в пустоту северных земель. Он подошел вплотную.

— Они идут на смерть, — бросила она.

— Кто? Как?

— Воины, что сейчас ушли. Они умрут, как и разведка. Ты нашел врага, Великий Ведун… но это не тот враг. Снова.

Кафал развернулся, увидел притаившегося в траве Талемендаса. — Выследи их, — приказал он древопойманному кудеснику. — Приведи обратно.

— Ничему не верь!

— Это не просьба, Талемендас.

Насмешливо кудахтнув, древопойманный помчался словно укушенный пчелой заяц, встав на след охотничьего отряда.

— Бесполезно, — сказала Сеток. — Весь клан обречен.

— Твои заявления меня утомляют. Ты подобна ядовитому шипу в сердце клана, ты крадешь его силу, его гордость.

— Ты за этим явился? — спросила она. — Вырвать шип?

— Если придется.

— Чего ждешь?

— Хочу понять источник твоих заявлений, Сеток. Ты осаждена видениями? Духи приходят в твои сны? Что ты видела? Что знаешь?

— Риназана в ухо шепчет.

Она дразнит его? — Крылатые ящерицы шептать не умеют, Сеток.

— Неужели?

— Точно. Все твои речи — сплошная чепуха? Ты просто издеваешься надо мной?

— Воин — овл, тот, кого так подходяще прозвали Ливнем, перехватил боевой отряд. Он охотно поддержал мудрые советы твоей куклы. Но… боевой вождь молод. Бесстрашен. Почему дураки его выбрали?