— Зеник благодарен, — объявил говоривший. — Я Уругал Плетеный. Со мной пришли Зеник Разбитый, Берок Тихий Глас, Кальб Молчаливый Ловец и Халед Великан. Мы Несвязанные, и прежде нас было семеро. Теперь нас пятеро, но скоро мы снова станем Семерыми — на этой земле есть падшие сородичи. Некоторым не нужны враги. Некоторые не последуют за ведущим в никуда.[5]
Мазан хмуро покачала головой: — Вы не понимаете… Ладно. Я послана вас найти. Теперь надо вернуться к Охотникам за Костями — моей армии. Там…
— Да, она поистине охоча до костей, — сказал Уругал. — Скоро охота завершится. Скачи на животном, мы полетим следом.
Мазан смахнула влагу с лица. — Думала, вас будет больше, — пробормотала она, разворачивая лошадь. — Вы не отстанете?
— Ты словно знамя впереди нас, смертная.
Мазан Гилани нахмурилась еще больше. Она уже это слышала… где-то.
В четырех лигах к северу Онос Т’оолан резко встал — впервые за несколько дней. Что-то происходящее недалеко коснулось его чувств… и пропало. Т’лан Имассы. Чужаки. Он колебался, но снова накатила волна отчаянного и неотвязного принуждения. Он уже неделями ощущает ее, он привык к этому вкусу. Его искал Тук Младший, к нему гнал он Первого Меча.
Но он уже не друг, которого знавал Тук, а Тук больше не друг Тоолу. Прошлое и живо и мертво… но между ними осталась лишь смерть. Это призыв малазан. Это притязание на союз, выкованный давно, заключенный между Императором и Т’лан Имассами Логроса. Где-то на востоке ждет армия Малаза. Близится опасность, и Т’лан Имассы должны встать рядом с давними союзниками. Таков долг. Таковы чернила чести, глубоко впитавшиеся в души бессмертных.
Он отверг приказ. Долг мертв. Честь оказалась ложью — поглядите, что сенаны сделали с его женой, с детьми. Мир смертных — царство обмана; в середине дома живых скрыта комната страха с покрытыми потеками стенами, с черными пятнами на покоробленном полу. Пыль скопилась в углах, и пыль эта сделана из чешуек кожи, из обломков волос, обрезков ногтей и плевков. В каждом доме есть тайная комната, и в ее плотной тишине воет память. Некогда он был логросом. Теперь — нет. Перед ним один долг, и он воистину безжизненен. Ничто не отвратит его с пути — ни желания Тука, ни безумные требования Олар Этили… О да, он знает: она рядом, она слишком умна, чтобы показаться на глаза, ибо знает — тогда он уничтожит ее навеки. Надежды и требования льются дождем, приходящим с юго-запада, но не оставляют следов на коже. Было время, когда Онос Т’оолан решил приблизиться к людям; когда он отвернулся от рода своего, заново открыв чудеса тонких эмоций, чувственные радости дружбы и простого приятельства. Дары любви и веселья. А потом он дождался, наконец, и возрождения к жизни.
Тот мужчина взял его жизнь, и причины понять трудно — кажется, вспышка сочувствия. За человечность приходится платить высокую цену, и кинжал глубоко впивается в грудь. Сила ушла; он смотрел на мир, пока мир не утратил цвет и смысл.
С телом его свершили невообразимые мерзости. Осквернение — рана, жгущая даже мертвеца, но живые устраивают его с такой беззаботной легкостью — да, не им лежать на земле. Не им вставать из холодной плоти и костей и следить, что делают с телом, с привычным домом. Им не приходит в голову, что душа способна страдать фантомными болями, ощущая тело как отрезанную руку.
Его новые сородичи просто стояли, смотрели каменными глазами. Говорили себе, что душа Тоола ушла от расчлененного месива в кровавой траве, что издевки и смех не потревожат того, у кого нет ушей.
Как могли они не подумать, что любовь наделена великой силой и душе Тоола пришлось смотреть на мучения изнасилованной жены? Что, не найдя детей наяву, он спустился в преисподнюю, чтобы найти возлюбленную Хетан, семью, чтобы навеки убежать от острых шипов царства живых?
«А ты развернул меня, Тук Младший. Друг. Ты вернул меня… к этому».
Он уже не прежний. Не муж. Даже не Первый Меч. Не воин Логроса. Ничего подобного.
Он стал оружием.
Онос Т’оолан продолжил путь. Призыв — ничто. По крайней мере, для него. К тому же вскоре он затихнет. Навсегда.
Не было дорог через Пустоши, не было путей, готовых вести их к судьбе, какой бы ни была эта судьба. Потому роты двигались, разделившись на отряды по шесть взводов; каждая рота отдалилась от соседних, но не теряла связи с командованием легиона. Отряды строились в соответствии с привычными функциями взводов: морская пехота в центре, за ней тяжелая, по флангам средняя и охранение из застрельщиков.
Длинная колонна обоза прокладывала свой маршрут. Сотни запряженных волами фургонов, стада блеющих коз и овец, коров и родаров. Все они скоро начнут голодать в бесплодной местности. Овчарки усердно исполняли свой долг, конные пастухи скакали, бдительно выискивая заблудших животных, которые сбежали от собак. Пока таких не было.