Пыль Снов (ЛП)

— Тебе не нужен сон.

Она засмеялась: — Меня бдительно охраняет юный воин — один из тех, кого ты знаешь. Тот, которого ты преследуешь каждую ночь, появляясь за закрытыми веками — о да, я вижу истину, он и провел меня к тебе. А ты заговорил со мной, умоляя сохранить ему жизнь, и я взяла его под опеку. Все привело к… вот этому.

— А я-то, — пробормотал Тук, — уже перестал было верить в зло. Скольких ты намерена использовать?

— Стольких, сколько потребуется, Глашатай.

— Я найду тебя. Закончив все другие задания, клянусь, я найду тебя…

— И ради чего? Онос Т’оолан от тебя отрезан. И, что еще важнее, от твоего рода. — Она помолчала и добавила, чуть не рыча: — Не знаю, что за чепуху ты сумел наболтать насчет поисков Тоолом его детей. Он мне для другого нужен.

— Я пытался избавиться от тебя, гадающая. Он увидел… услышал…

— Но не понял. Теперь Онос Т’оолан тебя ненавидит — подумай, подумай о глубине его любви, и пойми — ненависть Имассов течет еще глубже. Спроси Джагутов! Дело сделано и ничего уже не исправить. Скачи прочь, Глашатай. Я освобождаю тебя.

— С нетерпением, — сказал Тук, натягивая поводья, — жду следующей встречи, Олар Этиль.

* * *

Глаза Ливня раскрылись. Звезды кружились над головой смазанными, нефритово-зелеными пятнами. Он глубоко, хрипло вздохнул и задрожал под мехами.

Трескучий голос Олар Этили разорвал темноту. — Он тебя поймал?

Ливень не спешил отвечать. Не сегодня. Он еще мог ощутить сухую мутную ауру смерти, еще слышал барабанный стук копыт.

Ведьма продолжала: — Только полночи протекло. Спи. Я отгоню его от тебя.

Воин сел: — И зачем тебе это, Олар Этиль? Да и сны, — добавил он, — принадлежат мне, не тебе.

До него донесся хриплый смех. — Ты видишь его единственный глаз? Тот, что звездой блестит в темноте? Ты слышишь волчий вой, отдающийся эхом в пустых глазницах того, с кем он расстался? Чего звери хотят от него? Может быть, он тебе расскажет — когда догонит наконец.

Ливень проглотил первый пришедший на ум ответ, сказав: — Я убегу. Всегда убегаю.

— Хорошо, — хмыкнула она. — Он полон лжи. Он использует тебя, как любят мертвые делать со смертными.

Ливень оскалил зубы в темноте: — Как ты?

— Как я, да. Нет причины отрицать. Но слушай внимательно: я должна на некоторое время оставить тебя одного. Продолжай путь на юг. Я пробудила древние источники, твоя кобыла их найдет. Позже я вернусь.

— Чего же тебе нужно, Олар Этиль? Я ничто. Мой народ пропал. Я скитаюсь без цели, не забочусь, жив или уже умер. И я не буду тебе служить. Всё, что ты можешь сказать, меня не очарует.

— Думаешь, я тиран? Вовсе нет. Я Гадающая по костям. Ты знаешь, что это значит?

— Нет. Ведьма?

— Да. На первое время сойдет. Скажи, ты знаешь, кто такие Солтейкены? Д’айверсы?

— Нет.

— Что тебе известно о Старших Богах?

— Ничего.

Он услышал какое-то рычание. — Как может ваш род жить, столь глубоко пав в невежество? Что для тебя история, воин-овл? Скопище врак про победы и славу. Чего ты так боишься в истине? Темных моментов вашего прошлого — твоего, племени, всего рода людского? Тысячи из моего народа не приняли ритуал Телланна — и что с ними стало? Как же! Вы стали. Как они ни прятались, вы их нашли. О да, иногда случались связи, смешение крови — но по большей части встречи заканчивались резней. Вы видите в наших лицах что-то чуждое и знакомое. Что пугает сильнее? Почему вы рубите нас, почему срезаете мясо с костей?

— Чепуху бормочешь, — ответил Ливень. — Ты сказала, что ты Имасса, но я этого не понимаю. И не желаю понимать. Народы умирают. Пропадают из мира. Так было и так всегда будет.

— Ты глупец. От моей древней крови пошли потоки Солтейкенов и Д’айверсов. А моя кровь, да, только наполовину имасская. На меньшую половину. Я стара выше всякого воображения, воин. Старее вашего мира. Я жила во тьме, я шагала в чистейшем свете, я проклинала тени. Мои руки высекали кремни, мои глаза видели первые костры, мои ноги раздвигались, рождая первого смертного. Я известна под таким множеством имен, что сама почти все позабыла.

Она поднялась — приземистый костяк в рваных мехах, волосы аурой безумия окружили сухое лицо — и подошла, встав над ним.

Внезапный холод пробрал Ливня. Он не мог пошевелиться. Он с трудом дышал.

Она заговорила: — Части моего сна терзаемы болезнями. Другие несутся в ярости летних бурь. Я пью родовые воды и кровь. И слезы печали, и пот истязаний. Я не лгала, смертный, когда говорила, что восхваляемые тобой духи — мои дети. Я носительница урожая. Я жестокая похитительница желаний, я сею страдания.