Пыль Снов (ЛП)

— А ты говоришь с убежденностью глухого, настаиваешь, что неслышимое тобою не существует — думать иначе будет неприятно, не так ли, Бекел? — Он наконец взглянул Баргасту в лицо. — Когда же вы перестанете думать, будто ваша воля правит миром?

— Я спросил, откуда ты узнал, — темнея, сказал Бекел, — а слышу в ответ оскорбления?!

— Забавно, что ты видишь в этом оскорбление.

— Нас всех оскорбляет твоя трусость, Вождь Войны.

— Я отвергаю твой вызов. Как отказал Риггису, как откажу любому, кто задумает то же. Пока не вернемся в лагерь.

— А потом? Сотни воинов будут спорить за честь первыми пролить твою кровь. Тысячи. Вообразил, что сможешь противостоять всем?

Тоол чуть помолчал. — Бекел, ты видел меня в бою?

Воин скалил подпиленные зубы: — Никто из нас не видел. Снова увиливаешь!

Сотня воинов Сенана за их спинами прислушивалась к каждому слову. Но Тоол не желал поворачиваться к ним лицом. Он понял, что не может отвести глаз от провала. «Я мог бы вытащить меч. С воплями, скорчив свирепую рожу — пусть испугаются. Мог бы погнать их, затравить их, видеть как они бегут, видеть, как изменяют направление бега, ведь ряд древних пирамид заводит на нужную тропу… и потом увидел бы, как они падают за край обрыва. Крики страха, вопли боли — треск костей, гром ломающихся тел… ох, послушайте эхо!» — У меня тоже есть вопрос к тебе, Бекел.

— Ага! Да, задай вопрос и услышь ответ настоящего Баргаста!

— Может ли Сенан позволить себе потерю тысячи воинов?

Бекел фыркнул.

— Может ли Вождь Войны Белолицых Баргастов оправдать убийство тысячи своих воинов? Просто ради забавы?

— Ты не устоишь перед одним, нечего поминать тысячу!

Тоол кивнул: — Видишь, как это трудно, Бекел — отвечать на вопросы? — Он отошел от края обрыва и спустился по склону, что был слева — самый пологий склон, будь у зверей разум, они пошли бы именно здесь. «Но страх гонит их вперед, вперед. Страх приводит их на край обрыва. Страх доводит их до смерти.

Смотрите же, воины, как я бегу.

Но не вас я боюсь. Хотя эта деталь не имеет значения — видите ли, краю обрыва все равно».

* * *

— Что за проклятое племя? — вопросил Скипетр Иркуллас.

Разведчик наморщил лоб: — Торговцы зовут их нит’риталами — они отличаются синими полосами на белых лицах.

Воевода акрюнаев потянулся, избавляясь от боли пониже спины. Он думал, будто эти дни миновали. Треклятая война! Неужели он недостаточно повидал, чтобы заслужить уважение? Все, чего он хочет — спокойная жизнь в родном племени, возможность играть в медведя с внуками — и пусть вопят, пусть набрасываются скопом, ударяя кожаными ножами куда дотянутся. Он с наслаждением дергается, изображая гибель зверя — но непременно вскакивает с ревом в тот самым миг, когда все подумали, что медведь помер окончательно. Детишки разбегаются с криками, а он ложится и хохочет, пока не начинает задыхаться от смеха.

Ради сонмища духов, он заслужил мир. Но вместо мира… вот это. — Сколько юрт ты видел, скажи снова. — Память его последнее время протекает как источенный червями мех.

— Шесть, а может и семь тысяч, Скипетр.

Иркуллас крякнул: — Не удивительно, что они успели сожрать половину загнанного в кораль стада бхедринов. — Он поразмыслил, почесывая заросший сединой подбородок. — Значит, тысяч двадцать обитателей. Как думаешь, верный счет?

— Мы нашли следы большого военного отряда, ушедшего на восток дня два назад.

— Значит, число бойцов уменьшилось еще более… следы, говоришь? Баргасты стали беззаботными.

— Наглыми, Скипетр — в конце концов, они уже убили сотни акрюнаев…

— Плохо вооруженных, плохо охраняемых купцов! Они этим гордятся? Ну, теперь они встретят истинных воинов Акрюна, потомков тех воителей, что сокрушили захватчиков из Овл’дана, Летера и Д’расильани! — Он подобрал поводья и повернулся к помощнику: — Гават! Готовь крылья к галопу — как только их посты нас заметит, трубите Сбор. Увидев укрепления — атакуем!

Многие воины услышали слова командира — тихое, зловещее «хуммм» пролетело по рядам.

Иркуллас покосился на разведчика. — Скачи назад к своему крылу, Илдас — но старайся не потревожить их постов.

— Говорят, женщины Баргастов столь же опасны, как мужчины.

— Не сомневаюсь. Мы убьем всех, близких к первой крови. Детей сделаем акрюнаями, а непокорных продадим рабами в Болкандо. Ну, хватит болтовни — расстегивай колчан, Илдас! Надо отмстить за сородичей!

Иркуллас любил играть в медведя с внуками. Он как нельзя лучше подходил к этой роли. Упрямый, не скорый на гнев, но — как успели понять летерийцы и все прочие — нужно бояться красных искр в его глазах. Он водил конницу воинов — акрюнаев уже тридцать лет и ни разу не бывал побежден.

Командиру нужна не только храбрость. Дюжина летерийских воевод уже сделала ошибку, не веря в хитрость Скипетра.

Баргасты рассеялись ради истребления торговцев и возчиков. Иркуллас не был заинтересован в выслеживании отдельных отрядов — по крайней мере сейчас. Нет, он ударит по жилищам Белолицых, оставив за собой только угли и кости.