Пыль дорог

От таких заявлений, высказанных трехлетней девочкой, менестрель слегка оторопел.

— А я и не предлагал выходить за меня замуж, — улыбнулся он.

— Но ты ж назвал меня Фливи, а это — если хочешь жениться, — не успокаивалась малолетняя хулиганка.

Найрид поспешил внести ясность:

— Это, скорее, означает, что тот, кто так к тебе обращается, очень хорошо к тебе относится.

— Да? — заинтересовалась девочка. — А Лоза можно Лозви назвать?

Музыкант подавился смешком, на миг представив реакцию мальчишки на попытку переделать его имя на женский манер.

— Зови лучше просто Розом, — поспешно предложил он. Девочка важно закивала:

— А подалок?

Небольшую неразменную монету пришлось искать долго. Затерявшись в кошельке, она упрямо пряталась среди других сребреников. Наконец Найрид смог-таки извлечь ее и протянул на ладони девочке:

— Держи. Это тебе.

Та, потянувшаяся было вперед, поспешно спрятала ладошку за спину:

— А мне мама не лазлешает от незнакомцев подалки блать.

— Правильно мама говорит, — с трудом выдавил улыбку менестрель. — Но я ведь не незнакомец — ты меня уже видела.

Фриви на мгновение задумалась. Затем одним коротким жестом сгребла с ладони монету и умчалась:

— Лозви! Лозви! Глянь, что мне подалили!

Из табора путешественники ушли на рассвете. Каренс искренне надеялся, что ему удастся выспаться хотя бы среди родичей менестреля, но, увы, поутру его довольно грубо растолкали. Когда мошенник попытался возмутиться, менестрель пожал плечами:

— Я ухожу, а ты, значит, пойдешь один.

Повторять свою угрозу менестрелю не пришлось. Несмотря на то что до столицы оставалось всего ничего, шулеру казалось, разойдись они с менестрелем сейчас — и вряд ли когда свидятся вновь. А мошенник привык доверять интуиции — без чутья долго не проработаешь.

Ветер ласково перебирал травинки. Небесная синева отражалась в тонком ручейке, а упавший в воду кузнечик отчаянно пытался доплыть до берега. Мошенник подхватил на ладонь тонущее насекомое, выплеснул через плечо и ускорил шаг: менестрель уже ушел вперед.

От табора они отошли быстро. Казалось, прошло всего несколько минут, а цветастые кибитки уже едва видны на горизонте. Менестрель молчал, задумавшись о чем-то своем. Джокер никак не мог оправиться после предсказания о грозящем ему воспитания молодежи, а потому к разговору особо расположен не был. Так что из размышлений его вывел неожиданный вопрос менестреля:

— Рен, слушай, а что бы ты сделал, если бы вдруг узнал, что у тебя есть дочь или сын?

— Ты все еще после разговора с трактирщицей отойти не можешь? Забудь! — отмахнулся шулер.

— Да при чем здесь она? — вспыхнул Найрид, совершенно не ожидавший подобного поворота. — Я вообще говорю, в общегьертском масштабе.

Мошенник остановился, бросил на музыканта заинтересованный взгляд:

— И сколько у тебя таких… В общегьертском масштабе?

— Да иди ты, я серьезно, а он ерничает, — обиделся Найрид и до самого города не разговаривал.

Корель раскинулась на берегу полноводного Кнаса. Некогда река протекала по Тангерским джунглям, но сейчас половину лесов вырубили.

Гьерт славится многорасовостью. Такой дикой смеси всех народностей не найдешь ни в Дикой степи, ни в Островной империи. В Корели же большинство жителей были либо гоблинами, либо полукровками. Поговаривали, что в венах местного герцога текла толика крови коренного обитателя джунглей.

В любом случае обсуждать в Гьерте вопрос предков крайне неразумно: даже самый чистокровный эльф может на поверку оказаться фавном. Так что ни мошенник, ни все еще не позабывший обиду менестрель задавать подобные вопросы не собирались.

Мрачный Найрид ткнул пальцем в сторону вывески «Дочь саламандры» и обронил:

— Остановимся там. Иди снимай комнаты, а я пройдусь по городу, может, заработаю.

— Так есть же деньги, — растерянно протянул джокер. Менестрель только отмахнулся. Настроение у него было хуже некуда. Казалось бы, короткий разговор с приятелем. И вспоминать-то нечего. Но, увы, музыкант был очень расстроен. Он присел на бортик общественного фонтана и провел ладонью по деке гитары.

— Господин Лингур? — Мягкий голос вывел его из задумчивости. Палец соскользнул со струны, вызвав фальшивую ноту.

Менестрель вскинул голову: перед ним стоял, перекатываясь с носка на пятку и обратно, юноша лет двадцати. Чуть раскосые глаза выдавали в нем потомка коблинаев, а тонкие музыкальные пальцы — творческую натуру.

За спиной парня застыли огр и горгулья.

— Чем могу помочь? — вежливо поинтересовался менестрель, приглушив ладонью недовольное ворчание басовой струны.

— Я не ошибся? — на всякий случай уточнил нежданный собеседник.

Музыкант пожал плечами:

— Нет, но, боюсь, я не знаю, чем вызван такой интерес к моей скромной персоне.

Юноша улыбнулся:

— Господин Лингур, я вам все расскажу, но прежде пройдемте со мной.

— А если я откажусь?

Новая улыбка:

— Боюсь, моим сопровождающим это не понравится.