Пыль

За окном сторожки начало светать и пришла пора прощаться. Он собственно так и сказал: ”Тебе пора.” А я не спорил. Все что я хотел, я услышал, ночь переждал, а больше у меня тут дел никаких и не было. На улице было прохладно, но рассвет гнал от меня вчерашние страхи, и я старался спокойно обдумать рассказ церковного сторожа. Итак, кроме меня, еще, по крайней мере двое побывали в пыльном мире за подкладкой, и один из них попал туда от меня совершенно автономно. Стало быть, вся эта история не плод моего воспаленного сознания, а что самое важное, что факт пропажи этого самого Гриши, если верить сторожу, был потом официально подтвержден полицией. Единственное что меня смущало – это вся история с его умершей от подпольного аборта Верочкой. Он-то напирал, что место это что-то вроде преисподней, потому и рванул поближе к церкви – грехи замаливать, но ни я ни эта Аня-Ася никого из своих знакомых не встретили. Да и какие у нее грехи у малолетки! А вот у меня их было весьма, и посещал я это место ни единожды, но ничего кроме старых гаражей и бойлерной, с которой в детстве прыгал, я там не заметил. Стоило бы девчонку поспрашивать, да только где её найдёшь теперь. Второе – почему сторож этот… Я вспомнил, что не спросил его имени. С другой стороны, его-то мне найти будет не сложно – у него другой прописки кроме этой сторожки нет и быть, как я понял, не может. Так вот, почему сторож туда попал вместе с этим Гришей? Это удачно укладывалось в теорию высшего суда, куда старика могли вызвать, хоть в качестве свидетеля, но совершенно не укладывался в эту теорию, побег сторожа с этого самого суда, тем более, что там готовилось к слушанию дело о смерти его любовницы Верочки. Из царства мёртвых, как мне помнится, сбегали только древнегреческие герои, а старик ни на Орфея, ни на Геракла был не похож. Комната этой Верочки ему, конечно, могла и померещиться, но рассматривая вопросы сверхъестественного нельзя было никакой факт отметать как плод воспаленного сознания, ибо никаких фактов вообще, в привычном понимании, тут и так не наблюдается.

Я шагал по Николоямской улице, намереваясь таки добраться до центра, не понимая ни зачем мне туда, ни что я там собираюсь делать. Только пройдя Астаховский мост, я повернул зачем-то в сторону москворецкой набережной и уже там понял зачем мне в центр: по примеру всех мятежных душ в истории этого города, в момент смуты исторический опыт ведёт нас к кремлю и там мы ищем ответы на свои вопросы. Я, правда не был уверен, что смогу пройти на красную площадь, учитывая карантин и пандемию, но мне не было нужды штурмовать Спасскую башню, вида кремлевских стен и башен мне теперь было довольно для размышлений. И еще я подумал: “Если меня теперь швырнёт за подкладку, каким я увижу кремль? Будет ли на красной площади Алевизов ров или я увижу деревянные стены времен Ивана Калиты? А может это будет кремль моего детства, ибо в пыли мы видим только то, что уже когда-то видели?” – Об этом стоило поразмыслить и для этого я пылил теперь по Москворецкой набережной. И еще я думал о том, что очень устал и невероятно хочу спать.

– Они уже тут! Они придут и за вами.

Сначала я вздрогнул, а потом понял, что у Боровицкой башни стоит чокнутая тетка и вопит, показывая, на полицейского у въезда в ворота Боровицкой башни. Когда она прокричала очередную партию политических лозунгов, стало ясно, что к моей истории она отношения не имеет, а просто тоскует по своему советскому детству, с поправкой на безумие, но в какой-то момент она выкрикнула мысль, которая меня заставила развернуться и застыть у решётки Александровского сада:

– Вы думаете он умер? Труп думаете лежит у кремлевской стены? Вот вам! – она стала показывать постовому кукиш, пока тот что-то ворковал в рацию. – Вы просто не можете его закопать! Земля не принимает прошлого, если живые не готовы его отпустить. И он встанет, а вы уйдете…

К тётке уже спешил наряд, а я, от греха подальше, поторопился покинуть это место, чтобы обдумать слова этой безумной женщины в стороне от блюстителей.

Итак, у меня есть и ещё одна версия: прошлое, которое является не в виде пирамид и замков, а в виде сломанных когда-то домов, гаражей и огромного роста покойников. Если все три версии соединить, то мы получим изнанку мира, куда проваливаются сломанные здания, ненужные никому люди, неудачливые самоубийцы, грешники. И место это верующие люди называют преисподней, а философы прошлым… Чушь, какая-то! Зачем в прошлое проваливается убийца, вроде этого Гриши? Что, убийства в прошлом? Подпольные аборты в прошлом? Или всех нас мучают воспоминания о прошлом? Да какое прошлое у девчонки, которую напоил приятель её бывшего парня?! Какое, я вас спрашиваю?! Я могу понять почему в прошлом пыль, но огромные мертвяки почему? И почему они шляются тут, в настоящем? Этот-то, который в мавзолее, лежит ведь себе спокойно уже почти сто лет, а свежеусопший гоблин, посещает спортплощадки. И все же в этой версии, что-то было, но я не мог понять, что именно.

– Закрыт Александровский сад, уважаемый!