Пути в незнаемое

„Посылаю при сем 50 р. с., которые благоволите передать г-ну А. И. Г. Подпись и адрес“.

В полном уверении, что Вы не употребите во зло извещение это, я Вас прошу немедленно уничтожить письмо это. А. И. Г.» Вокруг документа заспорили: «А. И. Г.» — это Александр Иванович Герцен. Значит, записку надо помещать в полном собрании его сочинений?

Читатель, видящий в себе склонность к детективному розыску, может прервать чтение рассказа и попытаться самому все расчислить…

Вот наш ответ, вернее, правдоподобная гипотеза.

Дату записки можно определить так.

Ее автор обещает прислать «30 номеров „Колокола“». 30-й номер журнала вышел 15 декабря 1858 года. В апреле 1859-го уже печатается 40-й номер. В августе — 50-й. Вряд ли покупатель удовлетворился бы тогда 30 номерами. Значит, записку писали в конце 1858 — начале 1859 года.

Смирдин — фамилия известная. Александр Филиппович Смирдин был столичным издателем и книготорговцем, близким с Пушкиным и другими литераторами 30–40-х годов. Из-за своей непомерной щедрости и доброты А. Ф. Смирдин совершенно разорился и умер осенью 1857 года, а его дело унаследовал сын, Александр Александрович Смирдин. Второй Смирдин сначала поправил дела, даже получил звание «поставщика императорского двора». Это было как раз в 1857–1858 годах.

Вскоре, однако, разорился и он.

Выходит, запрещенным «Колоколом» торговал придворный поставщик. Рискованно, но выгодно! За 30 номеров — 50 рублей серебром, 1 рубль 66 копеек за номер — по тем временам цена огромная.

Но главный вопрос: «Кто автор?» А. И. Г.?.. Но кому Герцен мог послать такую записку из далекого Лондона?

Другу? Знакомому?

Что же это, однако, за друг, которому надо объяснять, что «Колокол» — это журнал, издаваемый в Лондоне на русском языке?

Знакомый обиделся бы, прочитав: «…Вы не употребите во зло извещение это».

Значит, незнакомый?

Но не странно ли, что Герцен рассылает извещения из-за границы незнакомым людям в Россию, к тому же называя в записке фамилию Смирдина? А если незнакомец донесет в полицию? (Возможно, так оно и случилось — ведь записка найдена в бумагах III отделения!)

К тому же известно, что Герцен не заботился о прибылях; лишь бы «Колокол» дошел, пусть даром, к читателю. На каждом номере газеты стоит цена — 6 пенсов. По справочнику тех лет легко выяснить, сколько это копеек. Оказывается, некто «А. И. Г.» просит за экземпляр «Колокола» почти вдесятеро больше цены. Не может быть, чтоб Герцен!

Все станет на место, если предположить, что писалась записка… самим Смирдиным. Писалась во многих экземплярах, как пишутся пригласительные билеты, и рассылалась известным Смирдину лицам — может быть, его подписчикам или постоянным покупателям. В таком типовом извещении уместно и объяснить, что такое «Колокол», и предостеречь против употребления «во зло». Смирдин хочет получить прибыль, а спрос на нелегальные герценовские издания велик! И он смело называет себя, не забывая назвать самую смелую цену.

Но зачем же подпись «А. И. Г.»?

Одно из двух: либо Смирдин имел согласие Герцена на такую подпись, либо, что более вероятно, он подписался инициалами Герцена, чтобы привлечь, заинтриговать покупателя и замаскировать себя.

Рассказ шестой

Первый корреспондент

В начале октября 1858 года вышел очередной, 25-й номер «Колокола». Семь с половиной страниц из восьми занимало огромное «Письмо к редактору». В письме были помещены точные, слово в слово, тексты почти десятка секретнейших документов — о цензуре, о крестьянах, о закулисной возне вокруг начавшейся подготовки к освобождению крестьян. Мало того: в письме была приведена личная резолюция Александра II, запрещавшая употреблять в служебных бумагах слово «прогресс»…

Прочитав 25-й номер «Колокола», царь возмутился, начался розыск: «Кто донес Герцену?» Я почему-то ясно видел коридоры, залы, прогуливающихся министерских чиновников: переговариваются, посмеиваются; все уже, конечно, читали «Колокол» или слыхали… Большая часть возмущена или смущена, но правила служебного светского обхождения требуют подтрунивать над тем, как «влипло» высокое и высочайшее начальство. Поэтому коллежские и надворные острят и лукаво поглядывают друг на друга: «Уж не ты ли, брат?»

А затем заработали перья…

Таких хороших почерков, как в бумагах III отделения, таких нажимов, росчерков, наклонов, переходов одной буквы в другую мне, признаться, видеть не приходилось и, надеюсь, не придется. Только повидав эти почерки, я понял, почему Александр II не любил читать по-печатному и специальные писцы переписывали книгу, которую он желал прочесть. Воистину эти почерки останутся немым упреком бесцеремонному, вульгарному книгопечатанию. И говорят еще, что чем лучше был почерк, тем изящнее скрипело перо…

Осенью 1858 года перья скрипели особенно изящно, и создавалась переписка, которую сейчас можно спокойно изучать в небольшом читальном зале архива, в Москве на Пироговской!