— Преподобный Григорий известен всему Гирреану слишком буквальным пониманием Далид
— Вы читаете еретические книги? — посуровел предвозвестник.
— Это часть моей работы, — ответил патронатор. — Таниарцев здесь больше половины населения.
Клемент смотрел в столешницу.
— Так этот поп решил, будто жизнь в Алмазном Городе погубит душу Джолли?
— От того, кто отдал свою дочь в жёны бунтовщику, трудно ожидать здравомыслия, предвозвестник. Убеждений зятя Григорий Васько никогда не разделял, но и без того был и остаётся постоянной головной болью не только для жандармерии. Он и для Совета Благословенных, глав таниарской церкви, вечная заноза. Исповедует всех подряд, и таниарцев, и иноверцев, причём епитимью на грешников накладывает не молитвами и церковными пожертвованиями, а исключительно отработками на должности санитара в инвалидских интернатах. Там всегда недобор сотрудников. Рабби Григория давно бы отлучили, но старик слишком популярен у прихожан, и своих, и лаоранских. Бунта при отлучении не избежать. К тому же он превосходный врач, и лишиться такого специалиста означает нанести существенный урон привлекательности церкви.
— Врач? — не понял Клемент.
— Любой таниарский священник обязан оказывать прихожанам помощь не только духовную, но и целительскую. В семинариях они проводят по восемь лет и медицину изучают наравне с богословием.
— Ладно, всё это чушь, — сказал Клемент. — Но почему вы позволили Северцеву войти в здание управы? Куда смотрела жандармская стража?
— По законам империи гражданский адвокат имеет право…
— Какое, к чёрту, право?! — в ярости перебил Клемент. — Это же плебей, да еще и поселенец в придачу.
— Пустошь на грани большого бунта, — спокойно ответил патронатор. — Вожди мятежных партий пока удерживают Гирреан в относительном спокойствии, им сначала нужно согласовать совместные действия, выработать хоть какое-то подобие общей стратегии, чтобы не быть передавленными поодиночке. Но ст
— Я прямой порученец государя, — с холодной тяжестью ответил теньм. — Его богоблагословенное величество столь низменные предметы не интересуют. Убирать мятежническую грязь — удел директора охранки и жандармов.
Патронатор торопливо согнулся в низком поклоне.
От пресмыкательства теньму вдруг стало скучно. Разговаривать с патронатором так же бессмысленно, как пытаться вести беседу со справочной таблицей — жандармский генерал предоставляет информацию, но не вёдет диалога, не даёт живого отклика. С гирреанцами было несравненно интереснее. Тихое, но твёрдое упрямство Джолли, весёлое нахальство Северцева смущали и даже коробили своей странностью и непривычностью, но при этом были преисполнены чувства, мысли, жизни… Не разговор, а глоток свежей воды в пустой и затхлой сухости казённых дел.
«Что за вздор в голову лезет?» — Клемент даже лоб вытер, прогоняя столь не подходящие для теньма думы.
— Этот Северцев, — сказал он вслух. — Вы говорите, он сын мятежника?
— Да, предвозвестник, — ещё ниже поклонился патронатор.
Смотреть на его скрюченную спину было неприятно. Клемент отвернулся к окну. И почему этот чинодрал уверен, будто сможет произвести на него благоприятное впечатление такими ужимками?
Однако ситуацию нужно прояснить до конца.
— Вы хотите сказать, что бунтовщицкие партии позволяют своим членам иметь семью?
— Да, мой господин. Большинство партийцев, и мужчины, и женщины состоят в браке. Нередко с людьми, в дела их партий не вовлечёнными. Практически все союзы скреплены юридически, гражданских браков крайне мало. Церковных тоже почти не бывает, большинство мятежников атеисты.
Клемент непонимающе посмотрел на патронатора:
— Но ведь семья отвлекает от служения. А членов нелегальных организаций делает ещё и уязвимыми, — жену и детей всегда можно взять в заложники. Орден Белого Света и большинство братств запрещают свои членам заводить семью. И во многих имперских спецструктурах у семейных нет ни малейшего шанса на карьеру, они обречены прозябать на самых низших должностях. У координаторов порядки точно такие же. И это правильно, потому что те, кому доверено серьёзное дело, не должны растрачивать себя на побочные интересы.